«Пусть эти сильные, эти вооруженные знанием, счастливые люди поделятся тем, что им дала жизнь, со мной, которой она ничего не дала», — думала Марта, но все еще не протягивала руки.
Встречаясь с какой-нибудь нарядной дамой, она всякий раз высовывала руку из-под складок платка, но не протягивала ее, открывала рот, но ничего не говорила. Боязнь не быть услышанной в уличном шуме лишала ее голоса, и какая-то непонятная сила удерживала руку.
Неужели это был стыд?
А дома бедная, больная девочка стонала и металась на жесткой постели и запекшимися от жара губами, хриплым, замирающим голосом призывала отца.
Две дамы в бархатных шубках быстро шли по улице и весело разговаривали. Одна из них была молода и хороша, как ангел.
Марта остановилась перед ними.
— Пани, — проговорила она, — пани!
Она говорила тихо, но не плаксивым тоном. Она не подумала о том, что надо подражать голосу нищих. Поэтому дамы не поняли, чего ей нужно. Они остановились, только уже пройдя мимо, и одна, обернувшись, спросила:
— Что, пани? Мы обронили что-нибудь?
Ответа не последовало, так как Марта, повернув в противоположную сторону, зашагала так быстро, словно хотела убежать и от этих женщин и от того места, где она к ним обратилась.
Она убавила шаг. На ее пожелтевших, увядших, впалых щеках пятнами проступал лихорадочный румянец. В угасших глазах появился острый, пронизывающий блеск, зарево пылавшего в ее мозгу пожара.
Марта пошла тише и снова остановилась. По тротуару шел мужчина, горбясь слегка под тяжестью богатой шубы. Марта испытующе заглянула ему в лицо. Оно имело добродушное, ласковое выражение и было украшено пышными, белыми, как молоко, усами.
Она снова вынула руку из-под платка — и снова не смогла ее протянуть, сказала только громче прежнего:
— Пан! Пан!
Мужчина, прошедший уже было мимо, вдруг остановился, вгляделся в ее лицо, освещенное светом большой витрины, и понял, чего она просит. Опустив руку в карман, он достал кошелек и стал в нем рыться. Найдя мелкую монету, он сунул ее в руку женщины и пошел дальше. Марта взглянула на милостыню и глухо засмеялась. Ей подали десять грошей.
Этот седой, сгорбленный человек был жалостлив, но разве он мог знать, как велика нужда женщины, обратившейся к нему за помощью? Да если бы и знал, пожелал ли бы, мог ли бы помочь ей? Сколько же раз придется женщине, просящей милостыню, протянуть руку, прежде чем ей удастся из подобных подачек собрать на величайшее для нее богатство — на вязанку дров, пузырек с лекарством?
Марта шла дальше, все дальше, прямая, безмолвная, с монетой в судорожно сжатой руке. Снова остановившись, она смотрела теперь не на прохожих, а на огромную, ярко освещенную витрину. Это был магазин, похожий при искусственном освещении на волшебный замок.