Юртайкин подкатился к Забалуеву, мечтательно заговорил:
— Да, Ерофей, неплохо бы сейчас заполучить, скажем, на Никишкина. Как думаешь?
Забалуев хмуро молчал. За него ответил Посохин:
— Совсем отощал наш Ерофей без Никишкина — щеки-то со спины видать.
Вместо обеда начали обсуждать, долго ли японцы будут сопротивляться. Баторов утверждал: раз хинганские перевалы взяты — самураю каюк. Туз считал, радужные перспективы строить рано. У японцев в Маньчжурии целый миллион войск, и они попытаются остановить наше продвижение. Сеня Юртайкин весь разговор свел к шутке.
— Положение, конечно, сложное, — солидно начал он, — и я вот беспокоюсь о несоюзной молодежи — о нашем уважаемом Поликарпе Агафоновиче.
— Почему он так тебя заботит?
— Как почему? По такой погоде войну скоро не закончишь. Значит, кум Северьян вполне могет дойти до его избенки!
— Ты погляди, до чего смышленые вятские люди! — ухмыльнулся Посохин, вытирая о траву размокшие ботинки. — А когда перевал взяли, громче всех орал: «Уря, уря! Победа!»
— Это он с целью шумел, — серьезным тоном сказал Забалуев. — Хотел под шумок поразжиться табачком.
— Знамо дело, хотел, — хмыкнул Посохин. — Орал, орал, потом подкатывается с пустым кисетом: «Отсыпь толику. Ведь перевал взяли. К Покрову в Чегырке будешь». Видал, на что пошел? На обман. Думал, я по своей малограмотности отдам ему курево.
— Ну, и зря не отдал — табак-то все равно отсырел, — вмешался в разговор Гиренок. — Я даже в танке ни одной щепотки не сохранил. Сплошной силос получился.
Поликарп с ухмылкой посмотрел на механика-водителя, с ехидцей проговорил:
— Не повезло, значит, танкистам. Оно понятно: броня воду пропущает. А вот пехота закурит!
— Закурить задумал? Пустой номер! — засмеялся Гиренок. — Глотай и ты вместе с нами слюнки!
— А ежели мы лезервы поднимем?
— Даю голову на отсечение! — Гиренок провел ладонью по горлу.
— Ребята, секите танкисту голову! — приказал Посохин, подморгнув дружкам.
Бойцы недоверчиво глядели на Поликарпа: мог ли он уберечь в такую погоду хотя бы щепотку табаку, если сам похож на водяного? А Поликарп взял в руки свою верную спутницу — фляжку, встряхнул ее и высыпал на ладонь горку сухого-пресухого табаку.
— Что, взяли? — победоносно спросил он. Потом набил трубку, секанул «катюшей» по кремню и, на зависть всем, затянулся табачным дымом.
— Вот почему он фляжку не выбрасывал! Под табакерку приспособил! — воскликнул Юртайкин и взмолился: — Поликарп Агафонович! Не оставь своей милостью. Дай хоть раз затянуться, а то так есть хочется, аж переночевать негде...