— Если бы вы видели, сколько могил мы оставили в Европе, не рассуждали бы так.
Русанов опустил голову, вздохнул, помолчал.
— Да, потери наши велики — миллионов двадцать, наверное, — медленно произнес он. — И, конечно же, после такой кровопролитной войны ни одна страна не пошла бы на новые жертвы. Ни одна! Уж это точно. А мы обязаны пойти. Мы будем драться за освобождение Азии, за мир. И вообще эту войну на Востоке я бы назвал войной за мир. Именно мы здесь должны оборвать вторую мировую войну и принести народам мир. Это будет великим подвигом с нашей стороны. Да, подвигом!
Волобой чувствовал правоту Русанова. Там на Западе, в Европе, ему некогда было и подумать о проблемах Азии. Они вроде бы его не касались, стояли где-то в стороне. А вот теперь вдруг выросли прямо перед глазами, встали во весь рост. Как человек военный, он отчетливо представлял, насколько трудно будет их решать: на пути противотанковые рвы, узкие горные щели, нехоженые буреломы и заоблачные перевалы.
Их надо преодолеть.
...Когда комбат с замполитом возвращались из штаба бригады, над Керуленом заливался трофейный немецкий аккордеон и отчаянно дребезжала рассохшаяся на жаре Сенькина балалайка. Юртайкин волчком кружился по кругу. Монгольские цирики что-то выкрикивали, одобрительно хлопали в ладоши.
В стороне, у танка, стояли офицеры будыкинской роты, среди них два монгола. Один был постарше, выше ростом, шире в плечах, другой небольшой, кругленький, с пухлыми щеками. Улыбался он по-мальчишески — весело, беззаботно, то и дело трогал руками свой ремень и портупею — видно, недавно надел военную форму.
— Сайн байну! — поздоровался по-монгольски Ветров.
— Привет, — ответил старший и солидно представился, пожимая руку:
— Командир эскадрона капитан Жамбалын.
С капитаном был его коновод Батын Галсан. Он держал поводья и молча улыбался. Назвав себя, со смехом добавил:
— Если не выговорите, зовите просто нухуром. «Нухур» по-нашему значит «друг».
На груди у Жамбалына поблескивал красно-голубой халхингольский значок — на нем чистое голубое небо и взметнувшееся ввысь знамя. Увидев его, Ветров весь просиял.
— Значит, вы тоже там были?
— Да, был, — ответил Жамбалын и, заметив такой же значок на гимнастерке Ветрова, широко улыбнулся. — Выходит, вместе были...
— Могли встретиться где-нибудь у Буир-Нура или на Хамардабе.
— Могли.
— Я часто вспоминаю те горячие денечки у Халхин-Гола — сыпучие пески, Ремизовскую высоту. Там мы и породнились с вами.
В разговоре выяснилось, что монгольские товарищи родом из приграничного Баян-Улэгэйского аймака, куда выходит наш Чуйский тракт. Узнав, что Будыкин жил в Бийске, Жамбалын не удержался от восклицания: