Петербург. К вопросу влияния на творчество братьев Стругацких (Шавшин) - страница 11

С сентября 63-го и начинается история создания «Хищных вещей века».

БН (из писем): «… Много думаю над ХВВ. Есть в нашем замысле что-то, что отталкивает меня от него, как от „Кракена“. Наверное, это — сугубый реализм обстановки». 21.01.64.

«… Дело в ограниченности замысла. <…> Дело в том, что придуманный нами аппарат не позволяет рассматривать проблему мещанства под многими углами зрения». 27.01.64.

БН: «На самом деле, писать повесть мы начали уже в первых числах февраля. Причем начали сразу с, так сказать, окончательного варианта: курортный городок в некоей стране, — сытый, яркий, богатый, но крайне неблагополучный мир. Всё это возникло, видимо, после двух-трех дней обсуждений. Мир оказался придуман, декорации построены, и сюжет немедленно заработал.

Черновик повести был закончен в два приема — первая половина в начале февраля, а вторая половина — в марте 1964 года. Добрых полгода черновик „вылеживался“, а в ноябре единым махом был превращен в чистовик».

Никаких указаний на место написания не наблюдается. БН разводит руками.

«С марта 1965 года у братьев Стругацких появляется, наконец, постоянный рабочий дневник». В этом месте любой исследователь может вздохнуть с облегчением: отслеживать время и координаты создания «миров АБС» становится лишь делом техники. Напрягать фантазию и вычислять неизвестное уже не надо.

Но вот что странно. Если учитывать то обстоятельство, что «АН был педантичен и аккуратен — а я (БН) ленив и небрежен», постоянное пребывание рабочего дневника у БНа выглядит более чем загадочно. Или символично. Потому что судьба «вместилища документов» о творчестве АБС — находиться в Ленинграде, как в наиболее благоприятном убежище для сохранения информации обо всех этапах Пути Предназначения. Под могучей десницей Медного всадника, защищающего город и все, что с ним связано.

БН: «Он всегда был в Петербурге, всегда. Когда я уезжал на встречу, я брал его с собой. Этот дневник заполнялся только во время работы. В перерывах между встречами я туда записывал иногда, конечно, какие-то соображения, которые в голову приходили. Для будущих встреч. Но, как правило, этот дневник работал только, когда мы собирались вместе. Тогда шли записи: такого-то числа сделали столько-то страниц, такого-то числа ездили туда-то и туда-то. Вот так это делалось.

Он покидал пределы Петербурга много раз, но только вместе со мной. Ехали работать в Комарово, я брал с собой дневник, ехал я работать в Москву, к Аркадию Натановичу, я брал с собой дневник. А как же! Обязательно!

Сидим, работаем, скажем, над „Парнем из преисподней“, и возникла какая-то идея. Какую-то сцену не хочется записывать на машинке сразу, — Аркадий хватает дневник, начинает быстро писать… диалоги, встречи… как бы черновой набросок делает. Это мог быть Аркадий, мог быть я — неважно, дневник всё время лежал на столе.