Клара(ужасаясь). Фу! Какая гадость! (Аэли заходится воркующим смешком, Луизе приходит в голову вытереть руки о Комманданте, но тот дает ей затрещину. Карлотта опять танцует.)Куда вы дели мою дочь?
Комманданте. Да, куда же это я дел Марию? В самом деле, куда? Ты не знаешь, Аэли?
Аэли. Понятия не имею.
(Другие женщины, перебивая и заглушая друг друга.)
Правда, куда? Где она? Вот незадача!
Комманданте.(Кларе). Интересно, что вы делаете в своей постели, одна-одинешенька и раскинув ноги! Я жду ваших сладких поцелуев, ведь вы говорили мне, что предпочитаете, чтобы вас целовали в подмышки и во все такое прочее.
Клара. Самка кличет детеныша: Мария! Мария! (Кричит.)
(Мария под столом задыхается в складках одежды и драпировки.)
Мария. Я здесь, мама.
(С воплем ярости Клара бросается под стол и вытягивает за ноги слегка помятую дочку, при этом видны ее трусики, что приводит в восторг Комманданте.)
Клара(с пафосом). Так оплатите же… симфонию! Отдайте… дань… мелодии!
Комманданте(Кларе). Да ведь ваш Роберт ни на что уже не способен из-за коллапса чувств! А если бы что и сотворил, то ему бы следовало бежать от большой публики, как от той страшной болезни, которая в конце концов настигла его. Я, поэт Габриэль Д'Аннунцио, имею свое кредо: быть единственным и неповторимым экземпляром, посвященным неповторимой женщине и не признающим никаких гонораров, кроме любви. Истинный поклонник моего искусства не тот, кто покупает мои книги, но тот, кто любит меня. Лавр служит лишь для того, чтобы манить мирту.
Клара(в отчаянии, Роберт радостно смеется). А слава? Мировая слава!
Комманданте. Приходит лишь после смерти, что известно каждому школьнику. При жизни, стало быть, не вкушаема. Увы, увы.
Клара. Но наше финансовое положение!
Комманданте. Может быть мгновенно поправлено самозабвенным актом плотской любви, моя дорогая.
Клара(рыдает). Но ведь этак плоть выдержит от силы недели две.
Комманданте. Пожалуй. Искусство будет подолговечнее, доложу я вам.
Мария. Это самолет? (Идет к огромному корпусу и с любопытством трогает его пальцами.)
Комманданте. Сейчас же отойди от машины. Ее надо беречь как зеницу ока! Это не игрушка. Даже женщины, эти бессознательные существа, выдерживают стихию автоматизма, но они никогда не узнают, что такое автоматизм собственных крыльев. Только мужчине дано быть машиной в машине и, сросшись с мотором, рассекать волны моря или взмывать в небо.
(Изумленные женщины вокруг него издают восторженные восклицания. Роберт по непонятным причинам становится вдруг необычайно живым и задорным, в момент просветления он хватает обоих санитаров и сталкивает их головами так, что они, как два мешка, очумело оседают на своих стульях. Руки Карлотты порхают. Никто не обращает на нее внимания. Луиза тихо и по-свински набивает себе рот, потом мажет лицо Комманданте шоколадом, так что оно кажется испачканным в дерьме. Луиза пьяно хихикает. Комманданте рассеяно пощипывает Луизу, но не спускает глаз с немецкой пары.)