А Прасковья Исаевна качает чепчиком и отвечает:
— Да, мой батюшка, да…
Потом открывает голубой сундук — мальчик видит снизу крышку, на которой внутри наклеена картинка с помадной баночки, рисунок Сережи и изображение какого-то гусара, и достает для мальчика винную ягоду и карамельку. А потом вынимает курение, зажигает от лампадки бумажку, от бумажки смолку и помахивает ею.
— Это, батюшка, еще очаковское курение, когда наш покойный дедушка, царствие ему небесное, по турку ходили — вот оттуда привезли. Вот уже последний кусочек остался… — вздыхает старуха.
Пахнет смолкой, какими-то цветами и в полумраке комнаты извивается прозрачная лента дыма, сплетается в неведомую букву. Для мальчика Левы буквы понятны — и русские и французские, а это какие — турецкие? Или арабские из сказки?
— Девочек на ту гору возьмем после, — шепчутся мальчики, — идти далеко.
Ее отсюда не видно.
Там живут, не прилаживаясь, не разламываясь, не пригибаясь, и никогда не шепчутся, и дверей не запирают, а говорят, сидя на зеленых диванах, все прямо.
Мужичьи избы все с трубами, и собаки всегда берут волка.
Так вечером сказал изумительный старший брат Николенька — предмет непрестанного изумления Левы. Мальчик двенадцати лет объявил всем, что у него есть тайна, и, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. Вероятно, Николенька слыхал или читал в отцовской библиотеке о моравских братьях, которые жили праведной жизнью, имея общее имущество, но в детском пересказе моравские братья обратились в муравейных. Слово «муравейные» детям нравилось; они видали, хорошо знали длинные дорожки, проложенные муравьями в траве.
Лев Николаевич до смерти своей любил смотреть на муравьев и утешался в последний год жизни, сидя на скамейке, рассматривая беспрерывную, лишенную ссор жизнь муравьиных семейств.
У детей была даже игра в муравейных братьев. Эта игра «состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу».
В доме Толстых старшие помнили о масонах, хотя в списках масонов потом не нашли ни имени деда, генерал-аншефа, ни имени отца Толстого. Масонство существовало под запретом императоров, которые распустили масонские ложи. В изустном предании, почти в сказке, масонские предания очистились, как очищаются быстрые реки, извиваясь среди полянок, отбрасывая мусор на берега и мелея.
Масонские правила приема в общество были сопряжены со сложными, странными и таинственными обрядами.