Собрав валежник и случайные, выброшенные рекой, издалека принесенные дрова, разводили костры, ночевали у пестрого огня. Засыпали на кошмах.
Утра были холодны, солнце в тумане выкатывалось из-за Волги. Из этой долгой поездки Лев Николаевич привез на Кавказ ревматизм и долго лечил его в шипящих горячих кавказских водах, бегущих мелкими струями по камням.
Ранним утром грузились опять в лодку. Солнце согревало воду и счесывало с ее глубокой ряби туман.
Ванюшка на носу дощаника ставил дорожный самовар, вероятно старый, еще отцовский.
Его будет у Толстого выпрашивать племянник старого казака Епишки Сехина — Марка Хромой; казак напишет карандашом льстивые каракули: «Осмелюсь просить Вас, Ваше Сиятельство, что ежели милость ваша будет, т. е. насчет дорожного самовара, и вперед готов вам служить, ежели он старенькой и к надобности не потребуется».
Вероятно, Лев Николаевич подарил вещь — по широте характера, беспокойству и причудливости. В дневнике 29 ноября 1851 года он в самохарактеристике подчеркивал: «Нынче я поймал свое воображение на деле: оно рисовало себе картину, что у меня много денег, и что я их проигрываю и истребляю так, и это доставляло ему большое удовольствие».
Толстой о своем воображении пишет, как о другом, отдельном существе.
Он сам не находил себе места и Ванюшке часто приказывал подать трубку не потому, что хотел курить, «…а мне нравится, что он шевелится».
Тихо на лодке; все отдыхают. Курит граф Лев Николаевич Толстой. Все беды — большие беды; вся работа — великая работа; все впереди.
Дым от самовара подымался над Волгой голубым, привычным и знакомо пахнущим столбом.
Опять по реке плывет пароход, пуская над Волгой черный, быстро тающий дым.
Лев Николаевич о нем никогда не напишет и не написал бы, если бы и докончил свой очерк путешествия по Волге.
Лев Толстой техникой не интересовался. С изумлением помещика и с гордостью деревенского труженика описывал Москву; жалея, писал о московских извозчиках; но, прожив без восемнадцати лет столетье рядом с Тулой, побывав в ней, может быть, тысячу раз, служа в ней, кутя в ней, покупая в ней, он не заметил ее, не заметил, что в Туле стоит завод, который делает ружья и тесаки на всю русскую армию, делает самовары и разную галантерею.
Плыли двадцать дней, значит двадцать раз приставали к берегу — не меньше. Пережили шторм, видали разные народы.
Все реже села, реже церкви, все ниже берег. Ночевали в Царицыне, который вытянулся вдоль Волги на много часов езды.
Плывет лодка. Сидит Николай Николаевич — спокойный, милый человек, всеми любимый, знает, что брат его везет с собой флейту и английский словарь: хочет учиться. Лева совсем пустячный малый, не будет он ни на флейте играть, ни по-английски говорить, а умный парень — с ним будет хорошо охотиться под Кизляром, только он не понимает охоту с ружьем.