— Не надо, маленькая. — Палмер ласково отстранил ее. — Иначе все кончится чересчур быстро, а я этого не хочу. Иди сюда…
Она покорно встала, позволяя волшебным рукам Палмера раздеть ее, сладко вздрагивая от каждого прикосновения. Неся ее на руках в спальню, он вдруг произнес тихо:
— Не надо меня бояться. И себя не бойся, малышка.
Уложив ее на широкую постель, Палмер с минуту стоял, любуясь стройным телом, изумительными ногами, восхищаясь прозрачностью кожи. Памела изумилась тому, что не ощутила и тени стыда — скорее, даже наоборот. Не сводя с него глаз, она вдруг раздвинула бедра. Не покориться этому безмолвному призыву не смог бы даже аскет, а Палмер и не мнил себя таковым. Стремительно освободившись от одежды, он шагнул к кровати…
Когда мощное тело мужчины нависло над ней, Памела отчетливо поняла, что ей предстоит пережить, но страха не ощутила. Наверное, умереть так — величайшее счастье. Да, он вновь вылитый лев, настигший добычу, даже в темноте различим блеск зубов, а хриплое дыхание, вырывающееся из широкой груди, больше походит на рычание… В отчаянном порыве подавшись всем телом навстречу этому зверю, Памела почувствовала, как горячая мужская плоть входит в нее… и все исчезло, растворившись в огненном вихре…
Медленно возвращаясь к жизни, она чувствовала, как чьи-то нежные, ласковые пальцы откидывают с ее лица спутанные пряди. Приподнявшись на локте, Палмер смотрел на нее сверху вниз. И от этого взгляда, в котором смешались непостижимым образом нежность и отвращение, ей сделалось жутко. Так жутко, что она закрыла глаза. Но вот, склонившись, он прильнул губами к ее лбу.
— Спи, девочка. До утра еще далеко.
Нащупав его руку, Памела поднесла ее к губам — говорить она была не в состоянии. Сильные пальцы напряглись, но руки Палмер не отнял. Боясь открыть глаза, чтобы не встретить вновь взгляд, значения которого не понимала, Памела чувствовала, как из-под опущенных век катятся неудержимые слезы.
Нежно обняв ее и баюкая, словно дитя, Палмер молчал — и от этого молчания ей становилось еще больней. Так дальше продолжаться не может, решила она.
— Послушай, я должна кое о чем рассказать тебе…
— Ты ничего мне не должна, — холодно ответил Палмер, но холодность эта как-то не вязалась с нежным объятием.
И Памела заговорила. Сначала каждое слово давалось ей с величайшим трудом, но это быстро прошло. И вот она уже ощутила невероятное облегчение, словно после настоящей исповеди…
— Когда я вернулась в клинику, было уже поздно. Я не знаю даже, от чего умер мой сын. Не понимаю, зачем рассказываю тебе об этом, — Памела глотала слезы, — но чувствую, что должна, и не надо со мной спорить. Я ведь не оправдываюсь, просто… просто я отдала бы все, чтобы…