— Десять… девять… восемь…
— Вы что, смеетесь! — крикнул я. — Да вы ж меня на Луну запулите. Или убьете. Засаду устроите…
— Земь… шезть… пять…
Они даже считали по очереди.
— Послушайте, не могу же я выскочить, размахивая фалдами своего китайского халата. Появиться на улице в таком виде — это десять лет заработать. Да особенно на улицах Голливуда. О господи!..
— Четыре…
— Но…
— Три…
— Но…
— Два…
— Ну…
— Один!
— Не кладите трубку! Я выезжаю!
— Поторопись, Шелл.
— Да, дорогой, поторопизь.
Это были последние слова, которые я услышал. Я положил трубку, схватил ключи от машины и выскочил за дверь.
Может, они свихнулись. Может, свихнулся я. Может, они собрались зло и жестоко подшутить надо мной. Запрут, например, дверь и будут смотреть в окно и хохотать как безумные.
Или, может…
Я вскочил в машину, включил зажигание и вылетел из гаража на аллею, а потом на улицу. «Что бы ни случилось, — думал я, — это — жизнь, дружище, и если хочешь жить, время от времени приходится рисковать».
А если речь идет о такой прелестнице, как Зина Табур, которая в одну-единственную ночь способна доставить удовольствия всей «Тысячи и одной ночи», или о такой соблазнительной красотке, как Сильвия, которая, родись она эскимоской, растопила бы на Аляске все иглу? В общем, рисковать.
Свернув на дорогу, ведущую к Зине… и Сильвии, я взглянул на утреннее небо и был поражен его красотой. В рассветной сероватой дымке оно сияло всеми оттенками алого, розового, багряного и фиолетового.
Такие великолепные восходы — одна из достопримечательностей Южной Калифорнии.