— Этого я не могу выдать, Скотт.
— Поторопись. Как бы не было поздно.
Опять молчание. Потом непечатное ругательство. Дважды. И наконец торопливое признание:
— Каннибал все своей рукой написал. Имена тех, кто участвовал, свои действия — все. И про меня тоже. Так что в этой проклятой бумажке есть и мое имя. Поэтому мне и нужна эта сделка. Он там и Эдди назвал… всех. А сбежал еще и потому, что себя назвал. Понял?
— Ага. Но и этого может оказаться мало. Что это? Листок бумаги. А тот, кто написал — или якобы написал, — скрывается неизвестно где. Может, эта бумажка поддельная.
— Не морочь себе голову. Парень, которому он все рассказал, был не дурак. Он заставил Каннибала все написать, поставить отпечатки своих пальцев и сам поставил свои, да еще и расписался сверху. Там все как надо. Указано даже, где мы закопали убитого… Черт, у вас же есть отпечатки пальцев Хенни и его подпись. Все можно проверить.
— Это уже лучше. А кто мистер «Д»? Кому Каннибал продал свою информацию?
— Ну нет, черт возьми! Нет! Еще немного, и я останусь с носом, не на что будет сделку оформлять. Нет.
— Ну ладно, Мак. Я выезжаю.
— О господи, — тихо произнес он.
— Десять минут одеться, двадцать пять, может, двадцать минут езды, если поторопиться. Значит… в двадцать три тридцать, самое позднее, буду на месте.
Я ожидал, что он что-нибудь скажет, вроде «постарайся в двадцать три двадцать» или еще что-то. Но он молчал.
— Мак?
Молчание.
И вдруг телефон замолчал. Не со щелчком, как бывает, когда вешают трубку. Похоже было, будто кто-то мягко нажал кнопку и отключил связь.
Я оторопело посмотрел на свою трубку, потом положил ее. И тут я заторопился. Через три минуты я был готов: оделся, хоть и не очень аккуратно, закрепил кобуру с кольтом, скатился с лестницы, сел в «кадиллак» и рванул в сторону Сайпресс-роуд, к Маккифферу, как я надеялся.
* * *
Это была двухрядная дорога, темная, покрытая неровным асфальтом. Ездили по ней мало, и у меня были сомнения, стоит ли ехать по ней мне.
По пути я позвонил Сэмсону и сообщил о звонке. Он задал мне тот же вопрос, который тревожил и меня: уверен ли я, что говорил с Маккиффером. Я пообещал связаться с ним, когда выясню.
— Скажи лучше «если», — ободрил он меня на прощанье.
Я предпочел положить трубку. Но брошенное слово застряло в голове, такое маленькое жалкое «если».
В свете фар из темноты выныривали силуэты деревьев по обе стороны дороги, бежали мне навстречу и, что-то шепча, быстро исчезали позади. Я проехал бензозаправку, откуда Маккиффер, как он сказал, звонил мне. Ночь была темная, месяц только нарождался. Свет на станции не горел, но я разглядел неясный прямоугольник телефонной будки и припаркованную за ней машину. Это и был, наверное, «линкольн» Маккиффера.