— Три красных вина из одного кооператива в трех абсолютно разных стилях! — Монти почти тыкал пальцем в грудь Седову, демонстративно не замечая, что к ним прислушивается автор этих трех вин, Франц, пусть и без самурайского меча в зоне видимости. — Когда я вижу на полке десять вин из Бургундии, я знаю, что покупаю, — у них один стиль и миллион оттенков в рамках этого стиля, и так уже минимум пятьдесят лет, а сами они говорят, что два столетия. А что мне делать у полки со здешними винами? Пусть мне сообщат, когда закончат с их экспериментами!
Тут Монти увидел, что я смотрю на него в упор, и чуть наклонился ко мне через стол — мы сидели почти напротив:
— Сергей, при всем уважении к вашей сострадательной русской душе, которая открыта всем обиженным — я имею в виду госпожу и господина Бах, — вы можете меня процитировать: все германское красное вино — это ослиная моча.
Франц переводил взгляд с одного лица на другое. Я не хотел спорить, но вызов был брошен лично мне.
— Несколько общих замечаний, — сказал я, не сводя глаз с Монти. — Первое: спорить о вкусах — великолепное занятие, но в любых спорах, касающихся вина, не должно быть англичан. Потому что они слишком много знают о предмете, а еще для них существует либо британское мнение, либо неправильное.
Вокруг раздались счастливые смешки: мой оппонент оказался изолированным и не знал, что с этим делать.
— Второе, — продолжал я. — Я хочу пить то, что мне интересно, что вызывает удивление, а не то, что предписывают мне из столицы мировой винной сверхдержавы — Лондона. Вы уже породили в свое время стиль Бордо — и хватит, дайте теперь немцам сделать что-то свое без вас. А они уже жалуются, что ваш рынок диктует им легкие нетанинные вина для мяса на гриле. Вы убьете их живую душу, Монти. Пусть в Бордо делают великое бордо, в Испании — великую риоху. А в Бадене — все подряд, единственное в мире подобное место. Дайте мне выбрать, и пусть выбор этот будет мой. Монти, мир хорош тем, что он очень разный.
Он молчал. Невероятно — но Монти молчал. Секунды, наверное, две.
И тут над притихшим столом раздался голос Алины — низкий, тихий, такой, что люди вокруг, кажется, боялись даже звякнуть вилкой:
— Джентльмены, вы были великолепны. Ваша бескомпромиссность, Монти, против авантюризма господина Рокотова. Правы оба. Вы никогда не победите друг друга. Вам остается только уважать оппонента — и пожалеть нас.
— Дебаты в палате лордов, честное слово, — пробормотала по-русски Юля, быстро бросив взгляд на Алину.
Монти молчал — и я даже знал, в чем дело. Акцент. Страшное оружие одного англичанина против другого — это акцент. Монти, кажется, не только не был лондонцем, но даже ливерпульский акцент, поднятый на пару социальных ступеней усилиями «Битлз», был для него слишком высок.