И — рев утробным звериным голосом:
— Жид на жиде и жидом погоняет — вот что у вас за газета! Ну, всё теперь! Приехали, открывайте дверь!
Дверь и вправду открывается, да что там — чуть не слетает с петель, в притихший буфет буйволом влетает Гриша Цукерман в ермолке и победно на нас смотрит. Короткая немая сцена, потом все с усталым вздохом вновь приступают к еде.
Он всем так представляется — «Григорий Цукерман, еврей» — и потом с удовольствием отслеживает реакцию, и отслеживает хорошо, опытным взглядом. Даже, по его словам, коллекционирует слова, которые слышит в ответ.
Подозреваю, что мой ответ при знакомстве — гордость его коллекции. В ответ на неизбежное «Григорий Цукерман, еврей» я спросил его:
— Почему?
— Мне надо хорошо подумать над этим вопросом, — выговорил он с шокированным видом.
Думает до сих пор, о чем мне время от времени сообщает. И, возможно, по этой причине предпочитает называть меня на «вы». Хотя не так уж намного я его старше.
Ответ Алины, кажется, тоже войдет в его коллекцию. В частности, потому, что похожа она в тот момент была — поскольку куртка ей оказалась размера на три велика — на инструктора с собачьей площадки, того, который изображает злодея для волкодавов.
— Алина Каменева, икона стиля, — сообщила она Грише, заворачивая рукава.
Она согрелась, похоже, полностью.
2. Мануэла, которая кричала шепотом
Обедали в загородном ресторане, Гриша терроризировал Мануэлу. Он напомнил ей, что он еврей, и поинтересовался, как бы сделать, чтобы на его тарелке не просто не было свинины, но чтобы в кухне его еда даже не прикасалась к свинине. Мануэла дернулась встать и пойти на кухню, потом сдержалась и что-то сказала официанту. Тот с восхищением проговорил «я, я!» и ушел; раздалось несколько русских голосов, хором певших классическое «я, я, натюрлих!», — и дружный интернациональный смех. Я свирепо посмотрел на Гришу, которому только что напоминал, что Мануэла — наш друг и добрый гений, что это она составляла список участников поездки, и нечего ее гонять по пустякам, она давно уже помнит все, что надо. В том числе про него. Гриша поджал губы.
Мануэла, несмотря на имя, вне всякого сомнения немка, хотя и странно смуглая, — но утверждает, что никаких испанцев в ее семье нет и не было, просто мама, подбирая имя, была в романтическом настроении, а это самое немецкое настроение из всех возможных. А смуглость свою она приписывает тому, что ножками обошла, наверное, уже все виноградники Германии, вместо того чтобы сидеть в офисе. Подруги ей завидуют.
Мануэла, кроме того, человек, склонный к приступам отчаяния. Наша первая встреча с ней произошла ровно четыре года назад — и вот тогда, сразу же, только мы успели познакомиться… Как это было: Фрайбург, главная площадь, в лиловатое вечернее небо уходит чудовищная стрельчатая громада собора, из кирпича цвета запекшейся крови. Мы с фотографом по имени Анатолий стоим в дальнем конце площади, у моцартианского домика, где проходит винная ярмарка «Эко-вин». А по горбатому булыжнику старинной площади к нам спешит, скользя на каблуках, Мануэла с круглыми глазами, ей кажется, что она кричит, на самом деле она, наоборот, шепчет.