— А мы с тобой чего-то стоим, да? — сказала она после маленькой паузы. — Мне вообще не нужен никакой издательский дом. Пусть они это поймут. Вот я и сбежала из Милана напрямую к вам, в Германию. Чтобы не общаться в очередной раз с ними. Стала бы я иначе ехать в какую-то непонятную винную поездку… с ужасами. Потом удачно заболела… очень удачно, — добавила она, мгновенно улыбаясь. — Но ведь звонят мои обозреватели. Лучшие. Лучшие в этой стране. И не только в этой. Они боятся. Я не могу… отключать телефон.
— А вторая проблема? — напомнил я.
— О-о-о, — тут Алина расслабилась и почти засмеялась. — Это я решу. Хотя не знаю как. Это, видишь ли, твоя знакомая Юля. Ой, бог ты мой.
— А что, собственно, Юля?
— Ну, когда ты загадочно исчез тогда, в Германии, она меня уговорила. Взять ее к себе. Наши зарплаты… но не в них дело, она просила дать ей шанс сделать жизнь осмысленной. После тупой газеты — что-то… такое. И уже работает неделю. Испытательный срок. Отрабатывать на прежнем месте ее не просили. Отпустили сразу.
— И как?
Хотя я, кажется, знал ответ. Алина развела руками.
— Ну, я же у тебя в квартире открыла удаленный офис. Уже посмотрела ее шедевры. И поговорила насчет того, как она там. Девочка неграмотна. Совсем. Она вообще не может писать. И не она одна. Что происходит, Сергей (она почти никогда не называет меня по имени, пришло мне в голову)? Идет какое-то новое поколение. Мертвое. Мало того что она делает ошибки. Она просто не знает ничего. Путает страны. Не знает, кто был Хрущев. Не говоря о Жаклин Кеннеди. Ведь ко мне таких рвутся десятки, все из этого поколения. Вроде с дипломами. И что я могу сделать? У нас все же Lа Mode.
Я наклонился к ней и сказал абсолютно серьезно:
— Алина, выгони ее. Писать и всему прочему ты ее не научишь. Она опасна. Не играй с этим.
Мы долго молчали, потом она снова посмотрела на меня этим взглядом — «я совсем тебя не знаю» — и махнула рукой с сигаретой:
— А я знаю, куда ее деть. Это я решу.
Так кончился наш первый тяжелый разговор, и еще много чего кончилось — потому что назавтра у меня был детский день, воскресенье, Алине было пора домой (и она отказалась от моих услуг, вызвав такси).
И когда такси пристроилось к моей «Нексии» под окном, настал тот самый момент, когда нам обоим надо было решать, что это с нами было и что это — с нами же — будет.
— Ты уезжаешь на три дня? — сурово спросила меня она.
Я развел руками.
— И что ты собирался мне по этому поводу сказать?
Так, отлично.
— Что я приеду в четверг. Днем. И — если ты что-то здесь забыла, то вот ключ. Вдруг тебе, кстати, захочется посидеть в абсолютной тишине? Ни меня, ни вообще кого-либо.