— Пока об этом знаем только мы двое, а я — не болтлив. Сомневаюсь, что и ты, задрав хвост…
— Колокольчика на хвосте нет.
— Но если бы они даже и знали… Какое отношение это может иметь к вылету?
— Никакого.
— Я тоже так думаю. Вряд ли они решили от щедрот своих подкинуть тебе на пропитание.
— А документы?
— В порядке. Комар носа не подточит.
— Груз не указан?
— Указан. Полсотни ящиков. Две тонны двести пятьдесят четыре килограмма. Осенило?
— М-да… А мы не можем потребовать вскрыть несколько ящиков?
— Не можем.
— Почему?
— Допустим, в ящиках оружие. Его конфискуют. Вылета нет. Денег нет. — Кедров вытащил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. — Второй вариант: вскрыли — в ящиках безобидный груз. Как думаешь, этот заказчик впредь когда-нибудь к нам обратится?
— Нет.
— Но главное: документы в порядке, груз в самолете, все осмотрено и проверено. Законными представителями власти, на законном основании. Я или ты подходим к этому законному представителю и говорим: а давайте-ка вскроем вот эти ящички и посмотрим, что в них находится. И он спросит: на каком основании? Ах, только потому, что вам что-то показалось. А вот мне ничего не кажется, потому что я их уже проверил и перепроверять самого себя не буду. И ты никогда не узнаешь: действительно ли он что-то там проверил, или ему дали на лапу, чтоб не проверял. А если там оружие, то уж на лапу точно дали, и ничем ты его с места не шевельнешь.
— О, времена, о, нравы.
— С трудов праведных не наживешь палат каменных.
— Вылет во сколько?
— В час двадцать.
— Время они определили?
— Да.
— Что до Уренгоя, что до Чечни — где-то вокруг четырех часов. Ночь.
— Да.
— Все равно ни о чем не говорит.
— Нет. Так что, берешься?
— У меня нет выбора… — повторил Останин.
Кедров выдвинул ящик стола, вытащил из него обернутую банковским бандажом пачку пятидесятитысячных купюр.
— Даже так? — сказал Николай.
— Даже.
Он взял пачку и, не вскрывая, сунул ее в карман.
— Вряд ли из тебя получится что-нибудь путное. Ни один капиталист не стал бы рисковать и платить за еще не выполненную работу.
— Я рискну, — сказал Кедров.
Он еще раз залез в ящик и вынул газетный сверток. Тот глухо стукнул по столу. Кедров двинул его к Николаю.
— А это что?
— ТТ…
Он жестко, чуть прищурившись, взглянул в глаза Останину. Последняя точка.
— Дело начинает пованивать, — сказал Николай, и в его лице на секунду промелькнуло напряжение. Это уже были не шутки. Разговор, даже самый что ни на, — одно. Пушка — совсем другое. — Чей?
— Не мой.
— Зачем?
— Чем бес не шутит. Такой организм, — он окинул взглядом обширную фигуру Останина с головы до ног, — не хотелось бы, чтоб разукомплектовали.