Занятый чужими мыслями, все настойчивее копошащимися в моих извилинах, я не сразу заметил старушку, вышедшую из приземистого одноэтажного здания с бесхитростной надписью «Продукты» над входом, и чуть не сбил ее с ног.
— Осторожнее, сынок, — сказала она, подняв на меня неожиданно живые и внимательные глаза. — Не спеши, а то покалечишь бабушку.
Годы изрядно согнули старую женщину. Ее когда-то зеленое платье было под стать хозяйке — ветхое, выцветшее, местами искусно залатанное… Она опиралась на клюку странной расцветки — ярко-желтую с синей рукоятью, а в левой руке крепко держала плетеную авоську, из которой выглядывали треугольный пакет молока, бутылка кефира с зеленой крышечкой из фольги и батон хлеба за восемнадцать копеек.
Удивительно… Я точно помнил сколько тогда стоил батон с вкусной хрустящей корочкой, но никак не мог вспомнить, где я мог видеть эту женщину со взглядом, проникающим прямо в душу…
— Странно, — сказал я. — Мне казалось, что тебе должно быть не больше двадцати пяти.
— Да побольше будет, — ответила она, не отрывая от меня немигающего взгляда. — Как в марте сорок четвертого немцы рванули свой объект «Локи», так я и родилась. В один день с трещиной между мирами.
Боковым зрением я видел, как вокруг нас начали собираться гуляющие. Мужчины, женщины, подростки, дети. Медленно, неуверенно, словно не веря своим глазам, они всматривались в меня, и их руки невольно сжимались в кулаки. На мгновение я оторвал взгляд от лица своей собеседницы и посмотрел на тех, чьи фигуры медленно замыкали кольцо вокруг меня и согнутой годами старухи.
Странно, что они не бросились сразу, а словно ждали чего-то. На их лицах больше не было улыбок. Более того, мне показалось, что у них и лиц-то нет — так, неживые резиновые маски, натянутые на старые черепа.
Круг замкнулся. Если б они захотели, то могли достать до меня кончиками пальцев. Но они просто стояли и смотрели на меня немигающими глазами — такими же, как у старухи…
Страха не было. Я знал, что не успею поднять автомат, если они бросятся на меня, но меня это ничуть не беспокоило. Лишь где-то в уголке сознания промелькнула нормальная мысль сталкера, загнанного в ловушку, — о том, что уж «Бритву»-то я из ножен точно выдерну, а там будь что будет.
Промелькнула… и пропала. Потому что нечто внутри меня, гораздо более могущественное, чем разум и воля, было твердо уверено — сейчас мне потребуется другое оружие, более действенное, чем нож или автомат.
— Зачем я тебе нужен? — спросил я. — Почему ты зовешь меня снова и снова?
— Я? — усмехнулась старуха бескровными губами. — Это твое прошлое зовет тебя, сталкер, потому что оно ближе тебе, чем самое замечательное будущее на Большой земле. Твое прошлое и твоя судьба. И ты это знаешь лучше, чем кто-либо. Но сейчас мне и вправду кое-что нужно от тебя.