— Я не лазил в окна с детских лет, — ответил Алекс.
— В том-то и дело. Окно было разбито изнутри, Алекс. Кто-то пытался сделать так, чтобы подумали, будто грабил дилетант.
— Ну, тут я чист, — ответил Алекс, — вы не по тому следу… — Он резко замолчал, потому что за его спиной открылись двери лифта и в вестибюль вышла супружеская пара. Алекс не хотел, чтобы там, где он жил, кто-нибудь из жильцов видел, как он разговаривает с копом. — Может, поднимемся наверх? — спросил он Хокинса.
— А зачем? — ответил тот.
Алекс пожал плечами и скривился, надеясь, что Хокинс уловит намек. Но когда супруги остановились открыть зонт прямо перед входной дверью, Хокинс нарочито громко сказал:
— А, ты не хочешь, чтобы твои соседи узнали, что ты вор?
Взгляд Алекса стал жестким. Он посмотрел на дверь. Похоже, супруги не расслышали слов Хокинса. Как только они вышли, Алекс спросил:
— Чего вам надо? Я пытаюсь вести здесь добропорядочную жизнь…
— Конечно. И где ты вел свою добропорядочную жизнь, когда двадцать первого марта обчистили квартиру на Восточной тридцать шестой улице?
— Я ничего не знаю об этом.
— Дом 132, Восточная тридцать шестая.
— Не знаю такого адреса.
— Особняк.
— Я ничего об этом не знаю.
— Передняя дверь была взломана, внутренний замок вырван. А затем окно в спальне выбили изнутри, чтобы грабеж выглядел погрубее. Именно так ты и сделал, когда я тебя взял. Ты выбил окно изнутри.
— Да, но я усвоил урок, — ответил Алекс. — С той поры, как я вышел, я чист. Я даже близко не подхожу ни к кому из тех, кто замаран.
— Да? Даже к Томми Палумбо?
— А что с ним? Он тоже чист.
— Ты видел его с тех пор, как он вышел?
— Да, видел. Он мой друг. Конечно, я его видел.
— Я слышал, он хочет купить пушку?
— Мне он ничего такого не говорил.
— Когда увидишь его, скажи, что мы знаем о его замыслах.
— Скажу.
— Скажи ему, что он выпущен условно, а это само по себе нарушение.
— Я уверен, что он об этом знает. Он не дурак.
— Вы все дураки, — отрезал Хокинс.
— Послушайте, я не имею отношения к тому грабежу, так чего вам еще надо?
— Я хочу, чтобы ты знал — я вернулся из отпуска, вот и все. Спи спокойно, — сказал Хокинс, изобразил свою квази-рейнольдовскую улыбочку и вышел под дождь.
«Сукин ты сын, — подумал Алекс и нажал кнопку лифта. — Что я, единственный вор в Нью-Йорке, который когда-то высаживал окна изнутри? Ладно, это сделал я. По наводке Вито. Получил три тысячи баксов. Но если предположить, что это не я? На самом деле речь-то шла о том, что ты ошиваешься вокруг любого, кто хоть что-нибудь когда-то сделал, сукин ты сын. Чего же удивляться, что ты тут не появился раньше, раз ты был в отпуске! Как жаль, что никакой латинос не всадил тебе пулю в башку, пока ты был в Пуэрто-Рико. Не стой у меня на дороге, Хокинс, или пожалеешь».