— Да.
— А вот это Чарли Паркер. — Он протянул ей альбом. — Сейчас я выбрал пластинку, которая покажет тебе, чем различаются разные стили. Например, тут есть несколько его ранних записей, по которым можно увидеть, что он играл в начале карьеры, понимаешь? А эта — переиздание. Она включает записи многих групп, в которых он играл, и из них ты поймешь суть. Идет?
— Идет, — ответила она. — Я готова.
Улыбнувшись, он поставил пластинку. Когда из усилителей послышались первые звуки, он отрегулировал высокие и низкие тона, затем спросил:
— Громкости хватит?
— Да, прекрасно.
— Отлично, — и он сел напротив нее в кресло у книжных полок, где на боку стояли пластинки.
— А тебе отсюда все хорошо слышно? — спросила Джессика.
— Да. — Он подумал, что она могла бы пригласить его сесть рядом на диван, но он не собирался повторять ту же ошибку, что с той честной из Майами. Сегодня — медленно и непринужденно. — Первую вещь он записал с оркестром Нила Хефти, она называется «Репетиция». Тут очень хорошие исполнители, некоторых ты, наверное, знаешь. Шелли Манн на ударных, например. Знаешь Шелли Манна?
— Нет, — ответила она.
— А Флипа Филипса? Он играет на тенор-саксе.
— Нет.
— А вот и Паркер. Слушай. Он сейчас вступит на альте.
— Ох-х, — она вздохнула, кивнула, закрыла глаза, откинула голову на спинку дивана и закинула ногу на ногу. На мгновение юбка приоткрыла бедро, и она автоматически одернула ее рукой, затем начала покачивать ногой в такт музыке. — Очень красиво.
— Да, — кивнул он. — Ни одна пьеса не аранжирована, как видишь. Он сочиняет музыку по ходу дела. Джазисты просто берут аккорды песни и составляют собственную мелодию. В этом вся красота. Все сочиняется по ходу дела. Они могут играть одну и ту же песню две ночи кряду, и каждый раз это будет по-разному.
— Импровизация, — сказала Джессика.
— Вот именно, импровизация. Слушай.
— Мой муж играет на пианино, но не джаз.
— Я не знал, что он музыкант.
— Это его увлечение. Он не профессионал.
Алексу не слишком нравилось, что они разговаривают, когда играет музыка, — когда слушают джаз, не разговаривают. Это надо слушать. Она открыла глаза, наклонилась, чтобы достать сигарету из сумки. Закурила, выпустила струйку дыма, наклонила голову набок, словно прислушиваясь к тому, что доносится из усилителей, но он понимал, что она вовсе не врубается. Когда она сказала: «Под это трудновато танцевать», он подумал: «Под это и не танцуют, это слушают и не разговаривают». Однако промолчал.
Она допила «Гранд Маринер» и сказала:
— Я сто лет не танцевала. Мой муж не умел танцевать. Ничего, если я еще себе налью?