Когда Нахид закончила, ее глаза переполняли слезы, но она сидела, не утирая их. Я никогда не видела прежде влюбленной женщины и позавидовала чистоте ее чувств. Ах-ах! — сказала я. — Какой алмаз, какой принц между мужами.
Но даже когда я говорила это, сердце мое обливалось слезами, которые Нахид могла пролить открыто. Никто не любил меня так, как Искандар любил Нахид. Я не знала, как заставить сердце Ферейдуна рваться от любви и вожделения, но, несмотря на горе, должна была оставаться молчаливой. Я не могла разделить с нею мои печали и погрузиться в сочувствие и утешение, которыми она непременно омыла бы меня. Это было бы хуже всего.
— Да, Искандар любит меня, — сказала Нахид, и слова были как мед на ее языке. — И сердце мое отдано ему. Я ничего так не хочу, как проводить часы с ним рядом.
Теперь, когда я узнала больше о мужчинах и женщинах, я не верила, что игрок в чавгонбози мог только шептать слова любви. Он непременно хотел обнюхать Нахид, раздвинуть ее бедра, как Ферейдун раздвигал мои.
— Иншалла, он будет любить тебя словами, но и телом тоже, — неосторожно сказала я.
Глаза Нахид, кажется, прояснились на секунду.
— Никогда не слышала, чтобы ты так говорила, — сказала она. — Что это значит?
Мне не следовало так откровенничать, но было уже поздно. Я быстро припомнила то, что слышала в нашей деревне.
— Там, дома, когда моя подруга Голи вышла замуж, она говорила мне, как важно ее мужу брать ее ночью, — отговорилась я.
— А, это! — с отвращением сказала Нахид. — Думаю, что он сможет делать все, что захочет, — это будет его право, когда я стану его женой.
Я отхлебнула кофе.
— И ты не беспокоишься, даже немного?
— С чего мне беспокоиться? Я просто хочу, чтобы он держал меня в объятиях и говорил медовые слова, которые он пишет в своих письмах. Этим я буду довольна.
Последние недели научили меня, что между мужчиной и женщиной все должно происходить в темноте, и слова тут не нужны. Будет ли это иначе для Нахид и Искандара, если они уже любят друг друга?
— Мы будем прямо как Ширин и Хосров, счастливейшие из любовников, когда они наконец соединились! — восторженно заявила Нахид, казавшаяся женщиной, охваченной блаженной мечтой.
Я улыбнулась:
— Искандар не видел тебя нагой, купающейся в ручье, но я верю, что он видел твое лицо достаточно часто, чтобы очароваться, подобно Хосрову, заставшему Ширин без одежд.
— Я знала, что поймаю его! Я знала! — сказала Нахид.
Однако чем больше я об этом думала, тем больше Нахид и Искандар напоминали мне Лейли и Меджнуна, тех двух любовников, что любили друг друга без всякой надежды соединиться. Что они знали друг о друге? Меджнун уморил себя голодом в пустыне, слагая стихи о Лейли, находившие приют в устах каждого бедуина. Лейли была заточена собственной семьей, уверенной, что она безумна. Оба ушли в могилу, полные любви, но что случилось бы, воссоединись они? Что если бы они тискали друг друга во тьме, что если б Лейли пришлось внимать одинокому звуку, шлепанью кожи о кожу? Нахид не могла знать, будет ли раем жизнь с возлюбленным, когда они делят ложе.