— Жила-была женщина, трижды побывавшая замужем и все еще девственная, — говорил он, когда я вносила засахаренный миндаль, заготовленный еще в начале года. — Первый муж был из Решта и не мог ничего, потому что был дряблый, как старый сельдерей. Второй был из Казвина и любил мальчиков, отчего брал ее только так.
— А третий? — с дразнящей улыбкой спросила Гордийе.
— А третий был учителем языков и пользовался только языком.
Она захохотала, и я видела, как глаза Гостахама загорели при виде колышущейся плоти, окружавшей изумруд. Да она с ним заигрывала! Но зачем? Вот уж не могла вообразить, что пожилым парам это нужно. И что он имел в виду, с этим учителем, который пользовался только языком?
К концу обеда воздух вокруг Гостахама словно сгустился от желания. Когда он решил, что пора вздремнуть, Гордийе поднялась и с долгим хрипловатым смешком вышла следом за ним из комнаты. Я смотрела, как она идет к его покоям, а не к своим, что было любопытно. Никогда не видела прежде, чтобы она так себя вела.
Мы с мамой помогли кухарке убрать посуду из Большой комнаты, сложили ее в кадки для мытья. Когда я отмывала блюда, она споласкивала их и ставила сушиться. Скоро я услышала, как Гордийе издает звуки, похожие на тихое, ритмичное повизгивание. Я пыталась расслышать, что она говорит, опасаясь дурного, но вскрики были бессловесными.
— Что такое с Гордийе? — спросила я кухарку.
Она выбрасывала недоеденный рис.
— Ничего, — ответила она, пряча глаза.
Мы с мамой продолжали домывать молча. Когда мы покончили с раздаточными ложками и посудой, нам осталось только отскрести жирные котлы, в которых готовили мясо и рис. Следующие полчаса все было тихо, но тут я снова услышала те же вскрики.
— Ого! — сказала матушка. — После стольких лет!
— Вот так она получает что захочет, — ответила кухарка. — Подожди, и увидишь.
— Прямо сказка.
Кухарка захохотала так, что раскашлялась и должна была поставить горшок, который скребла.
— Правильно, только это все равно срабатывает, — сказала она, отдышавшись.
Что именно заставляло ее визжать от удовольствия, забыв себя? С Ферейдуном я иногда задыхалась, но никогда не делала ничего, что заставило бы меня так вопить. Хотела бы я знать почему.
Рано утром Гостахам прислал слугу, чтобы я пришла в его мастерскую. Он выглядел бодрее, чем за все последние недели, даже мешки под глазами были не такими темными, как обычно. Я подумала — не оттого ли, чем Гордийе потчевала его прошлым вечером.
— Сядь тут, — сказал Гостахам, похлопав по подушке рядом с собой. — Я хотел, чтобы ты помогла мне с вышивкой.