Млечин: Последний вопрос, Сергей Николаевич: все парламенты всех республик проголосовали за Беловежские… Может быть, они имели на это право тогда?
Бабурин: Только три. Проголосовал парламент Белоруссии, парламент Украины, потом Верховный Совет Российской Федерации. И все остальные были поставлены перед фактом. И уже после Беловежья понадобилось по-новому подписывать новый Алма-атинский документ.
Сванидзе: Спасибо.
Млечин: Ну подписали же?
Сванидзе: Спасибо.
Бабурин: Но это тоже нарушение!
Сванидзе: Спасибо. Мы объявляем небольшой перерыв, после чего продолжаем слушания.
Сванидзе: В эфире «Суд времени». Продолжаем слушания. Наша тема — Беловежские соглашения 1991 года. Вопрос обеим сторонам: Беловежское соглашение и возможности дальнейшего развития политической демократии. Предоставляю слово стороне обвинения. Прошу Вас, Сергей Ервандович Кургинян.
Кургинян: В данном случае я просто хотел бы задать вопрос Ксении Григорьевне Мяло, которую считаю одним из выдающихся современных философов, публицистов, и у которой есть свое мнение, абсолютно независимое, по этому вопросу. Ксения Григорьевна, я свято верю Вашим представлениям о демократии, о всем остальном, — скажите мне, пожалуйста, мне действительно хочется это знать, это было правомочно с точки зрения каких-то принципов… ну, было легитимно… это было, ну, как-то исторически справедливо хоть сколько-нибудь или нет?
Ксения Мяло, кандидат исторических наук, политолог, публицист: Если ответить одним словом, то это было несправедливо, это не соответствовало принципам демократии, и произошло это с нарушением не только неких ценностных, идеальных представлений о демократии, а конкретно существовавших уже процедурных норм ее реализации конкретной. Но на данный момент мне представляется самым важным вопрос о том, был ли объявленный руководством СССР на 17 марта 1991 года всесоюзный референдум по вопросу «О сохранении…» — я подчеркиваю, формулировка была очень четкой и недвусмысленной: «О сохранении Союза Советских Социалистических Республик». Ни о каком обновленном… — дальше шло«…как обновленной федерации», эта «обновленность» не расшифровывалась — но государство называлось так, как оно называлось. И думаю, ни один из людей, пришедших голосовать, то есть совершеннолетних, никаких не имел сомнений по поводу того, что значит «Союз Советских Социалистических Республик». Если был предложен референдум, было предложено народу впервые-впервые за много десятилетий реализовать это свое высшее право — а вообще право референдума, оно, собственно, трактуется всегда как некая форма прямой демократии — реализация народом своих прав, которые превосходят права даже представительной демократии или которые не находят возможности осуществиться в рамках этой демократии. Закон… Право на референдум было зафиксировано в Конституции СССР, где говорилось что вопросы, имеющие особую государственную важность выносятся на референдум, — и вот этот референдум по вопросу — я думаю нет никаких сомнений о том, какой важности был этот вопрос, — был предложен народу. У меня есть только по этому поводу один вопрос: если это была игра — а у меня по этому поводу есть тоже свое мнение, но я его, может быть, выскажу потом — то тогда, вообще, вопрос о том, было ли все дальнейшее преступлением, по-моему вообще не… он недвусмысленен.