Она была слишком самоуверена. Муж был слишком тих и покорен. Но она поступила как дикое, тупое существо, забывшее о всем человеческом. На безвинного и любящего мужа она накинулась с яростной бранью... Она уж вообразила себя знатной дамой, с властью Трепова {Трепов -- градоначальник Петербурга, (сост. Ред.)} в руках... Подбежавшая на шум дочь услыхала последнюю фразу матери: "Я сделаю так, что тебя вышлют из Петербурга!.."
Эта женщина, спасенная Андреевым от ссылки, поднятая им из грязи, взлелеянная, хранимая им как сокровище в течение 16 лет, -- эта женщина хочет "скрутить его в бараний рог", истребить его без следа, раздавить его своей ногой!
Тогда Андреев быстрым движением сбросил с себя пальто, со словами: "долго ли ты будешь оскорблять нас?" схватил жену за руку, потащил в кабинет -- и оттуда, у самых дверей, раздался ее отчаянный крик...
В несколько секунд все было кончено.
Андреев выбежал в переднюю, бросил финский нож и объявил себя преступником.
Что совершилось в его душе?
На этот вопрос не может быть того определенного ответа, который необходим для судебного приговора, потому что при таком невыразимом душевном потрясении все в человеке переворачивается вверх дном... Откуда-то изнутри в Андрееве поднялась могучая волна, которая захлестнула собой и разум, и сердце, и совесть и память о грозящем законе.
Что здесь было? Ревность? Злоба? Запальчивость? Нет, все это не годится. Острая ревность была уже покорена, так как Андреев мог деловито переговариваться с своим соперником. Злоба и запальчивость опять-таки не вяжутся с делом, потому что Андреев был добр и вынослив до последней возможности.
Если хотите, здесь были ужас и отчаяние перед внезапно открывшимися Андрееву жестокостью и бездушием женщины, которой он безвозвратно отдал и сердце, и жизнь. В нем до бешенства заговорило чувство непостижимой неправды. Здесь уже орудовала сила жизни, которая ломает все непригодное без прокурора и без суда. Уйти от этого неизбежного кризиса было некуда ни Андрееву, ни его жене.
Я назову душевное состояние Андреева "умоисступлением" -- не тем умоисступлением, о котором говорит формальный закон (потому что нам требуется непременно душевная болезнь), но умоисступлением в общежитейском смысле слова. Человек "выступил из ума", был "вне себя"... Его ноги и руки работали без его участия, потому что душа отсутствовала...
Неужели собратья-люди этого не поймут?
Какая глубокая правда звучит в показании Андреева, когда он говорит: "Крик жены привел меня в себя!...". Значит, до этого крика он был в полном умопомрачении...