— Вы — вдова доктора Тьюка, скончавшегося в тысяча девятьсот тридцать третьем году? Правда ли, что ваш муж в течение нескольких лет практиковал в Уортли, в районе Элдон?
— Совершенно верно, сэр.
— Вам известно, что ваш муж был вызван на квартиру мисс Спэрлинг в тот вечер, когда было совершено убийство?
— Да.
— Он говорил вам что-нибудь об этом?
— О да, это была страшная история, и мы не раз с ним о ней толковали.
— Выражал ли когда-нибудь ваш супруг удивление по поводу того, что не был вызван в суд в качестве свидетеля?
— Да. Он говорил, что это очень странно. Он говорил… — Она умолкла, бросив боязливый взгляд в сторону судей.
— Не бойтесь, миссис Тьюк. Ведь суд затем и собрался, чтобы выслушать ваши показания. Так что же говорил ваш муж?
— Он говорил, что власти пренебрегают его мнением.
По залу снова прокатился гул, и взоры присутствующих впервые обратились на сэра Мэтью Спротта. И хотя Пол давно все это знал, его снова захлестнуло волнение.
— Расскажите нам, миссис Тьюк, — продолжал Грэхем, — какие предположения высказывал ваш муж во время ваших бесед с ним на эту тему.
Наступила пауза. Свидетельница отпила воды из стоявшего перед ней стакана.
— Понимаете ли, сэр, — начала она, — доктор Тьюк все время считал, что орудием убийства была не бритва, а более заостренный и отточенный инструмент, нечто вроде хирургического скальпеля.
— На основании чего он пришел к такому выводу?
— На основании тщательного изучения ран. Видите ли, сэр, с правой стороны шеи была глубокая рана, а дальше — до левого уха — шел длинный разрез.
— Следовательно, доктор считал, что каким-то острым инструментом была сначала нанесена глубокая рана и повреждены шейные сосуды, а уж потом был сделан разрез?
— Да, сэр.
— Ну а с помощью бритвы, лезвие которой заканчивается тупым закруглением, это невозможно проделать?
— Именно так он и говорил, сэр. Кроме того, он считал, что убийство было совершено человеком очень сильным и порывистым. А судя по местонахождению ран и по тому, как был обрызган кровью ковер возле тела, он считал, — да не только считал, а был совершенно уверен, — что раны нанесены левшой.
— Левшой, — повторил Грэхем, сделав особое ударение на этом слове, и сурово посмотрел на свидетельницу. — Вы ясно и четко помните эти его слова?
— Вполне ясно. — Губы вдовы слегка дрогнули. И с трогательным достоинством она продолжала: — Доктор Тьюк был мне хорошим мужем, сэр. И я чту его память. Неужели, вы думаете, я стану приписывать ему слова, в которых я не уверена?
Нет, я этого не думаю. Я просто хотел, чтобы и суду было ясно, насколько вы убеждены в достоверности своего показания.