Некоторые сцены романа при всей их реалистической достоверности, нарочитой насыщенности натуралистическими подробностями исполнены истинной патетики. Такова, например, сцена появления на свет младенца в семье шахтера Джо Моргана. Доктор Мэнсон принимает роды у жены Моргана поздней ночью после тяжелого рабочего дня. Он не только утомлен, но вымотан до крайности, однако не позволяет себе ни на час отлучиться из дома бурильщика, жена которого ожидает появления на свет ребенка. Случай особый: Морганы знают, что этот ребенок может быть единственным у них, второго уже не будет, и ждут его, но младенец появляется на свет бездыханным. «Дрожь ужаса пронзила Эндрью, когда он посмотрел на неподвижное тельце. После всего, что он обещал родным! Его лицо, разгоряченное от усилий, вдруг похолодело. Он стоял в нерешимости, колеблясь между желанием попробовать оживить новорожденного и необходимостью заняться матерью, которая и сама была в опасном состоянии». Делая отчаянные усилия, Мэнсон успевает спасти и мать, и младенца, холодеющее тельце которого повитуха вместе с мокрым тряпьем уже засунула под кровать. После упорной борьбы, совершив, казалось бы, невозможное, Мэнсон ощутил движение маленького тельца, «… и вдруг — о чудо! — крохотная грудь под его руками судорожно, коротко дрогнула, поднялась. Потом опять. В третий раз. У Эндрью закружилась голова. Это биение жизни, внезапно возникшее под его пальцами после стольких тщетных усилий, было так чудесно, что от волнения ему чуть не стало дурно. Он лихорадочно удвоил усилия. Ребенок задышал все глубже и глубже». Битва за жизнь была выиграна. «Было около пяти часов утра и совсем светло. На улицах попадались уже шахтеры: это шла домой первая смена. Измученный, едва передвигая ноги, Эндрью шел рядом с ними, и шаги его звучали в такт их шагам под утренним небом. Забыв обо всей своей прежней работе в Блэнелли, слепой ко всему вокруг, он твердил про себя: „Господи, наконец-то! Наконец-то я сделал что-то настоящее!“»
Ради этого стоит жить. Звенящее чувство радости Мэнсон испытывает и после спасения углекопа Бивена, которого ему приходится оперировать при свете шахтерской лампочки во время обвала, забыв о нависшей над ним самим угрозе гибели. «Холодная испарина выступила на лбу Эндрью, пока он зажимал щипцами среди растерзанного мяса артерию, из которой струей била кровь. Он чувствовал, что задыхается здесь, в этой крысиной норе глубоко под землей, лежа в грязи. Ни наркоза, ни операционной, ни сестер милосердия, выстроившихся в ряд, готовых броситься на его зов». По Мэнсон выдержал, спас Сэма Бивена, и теперь ему улыбались люди, которые прежде не замечали его, шахтеры приняли его в свою среду. «Подлинные размеры своей популярности врач в Эберло может определить, проходя по улицам рабочего квартала». Отработавшие смену мужчины всегда готовы были перекинуться с ним несколькими словами, их жены приглашали его зайти, а дети весело окликали по имени.