— Я передаю колчаковцам три тысячи лошадей из четырех, четыре пятых фуража да еще продовольствие оставляю только на месяц, а трехмесячный запас отдаю полностью, — Румша захрустел зубами. Обида грызла полковника — ведь накопленное месяцами добро стало стремительно улетучиваться, отцепляемое целыми связками вагонов от польских эшелонов.
— Передайте еще «Сокол» в арьергард полковника Кохутницкого, — распорядился Чума и забарабанил пальцами по столу. — Он возьмет на себя защиту Ачинска, пока его войска Каппеля не сменят.
— С какими частями?
— Два батальона первого полка, одна батарея и уланы Езерского. Там русский броневик «Забияка» и формируется один батальон из мобилизованных местных крестьян. Силы достаточные, чтобы отбить красных, если части Каппеля их не удержат.
— А что предстоит сделать мне, пан полковник?
— Вам, пан Казамир, хватит двух наших полков со штурмовым батальоном и бронепоездами для захвата Красноярска. Мятежных солдат в городе четыре тысячи, еще три тысячи партизан Щетинкина подошло, да пара тысяч всякого сброда. Они ставят тяжелые батареи — вот и ударите им в спину.
— А что Войцеховский? — Румша недолюбливал этого генерала за явственные симпатии к «братушкам»-чехам.
— Его авангард накатывается на Минино, а завтра начнет штурм Красноярска. Во втором корпусе три пехотные и одна конная бригады, еще иркутские стрелки в резерве. У русских до десяти тысяч боеспособных солдат и офицеров, половина из которых активные штыки и сабли.
— Этого больше, чем достаточно. Стоит атаковать вместе с ними, одновременно. У нас могут быть потери, а лучше бы их избежать.
— Согласен! Но иначе нам из Сибири не выбраться, а потому перемирие с эсерами нам уже не нужно…
Красновское
Константин Рокоссовский выпрямил затекшие в коленях ноги, стараясь не ткнуть ими спящего взводного, парню без того досталось от беляков. Да и сам он чувствовал себя неважно, если не сказать хуже. Болело разбитое прикладом лицо — ижевец сломал переносицу, а правый глаз полностью заплыл багровым синяком.
В доме у теплой печи было хорошо лежать, можно даже чуток поспать, вот только сон не шел. Да и разве размякнешь, если напротив сидят на лавке два часовых и не спускают глаз с пленных красных командиров, держа в руках вороненые наганы. Ни на секунду не расслабляются в теплоте, и глаза все время настороже — чуть не так, выстрелят без раздумий.
Рокоссовский среди пленных был самым старшим по должности плюс взводный с его эскадрона, раненный в руку ротный Щербачев с двумя молоденькими командирами взводов — все трое последних из разгромленного полка Саломатина.