— Принимай пополнение, краскомы! Теперь вам веселее будет! — Дверь в комнату открылась, и трое ижевцев бросили у печки одетого в изодранный полушубок командира, на рукаве которого краснел одинокий квадрат.
— К печи прислоните, задубел он!
Рокоссовский бросился на помощь Щербачеву — вдвоем они прислонили к теплым кирпичам молодого парня с русой бородкой, покрытой изморозью. Расспрашивать было бесполезно — тот только клацал зубами, трясясь от холода. Но это было хорошо, намного хуже, когда замерзший становится бесчувственным. Прошло добрых двадцать минут, пока взводный не отогрелся и смог внятно говорить.
— Какого полка, товарищ? — Хоть и бесстрастен был голос у Щербачева, но сквозь участие в нем сквозила тревога.
— Белорецкого…
— Что случилось?
— Вляпались мы, братцы. Вначале с пулеметов по нас ударили, в поземке не видно было, а потом шрапнелью накрыли. Стали отходить, а тут казаки лавой пошли. Хана полку…
Парень откинулся головой на печку и закрыл глаза. От переживания он прокусил губу — тонкая струйка крови потекла по подбородку. А по щекам потекли слезы вперемешку с влагой оттаявшего льда.
— Начбриг Грязнов где? А 269-й полк прорвался? — не утерпел от вопроса Рокоссовский.
— Убит наш бригадный. Мы же окоченели все, в снегу два часа бой вели. Что сделаешь, если все «максимы» заморозило?! С «шошей» не отстреляешься. Богоявленцев тоже много поубивали, но в темноте кое-кто из наших смог уйти. Остальных всех положили… Казаки лютуют — страсть…
Константин только сглотнул — зарвались они, вот беляки этим и воспользовались. Сколько хороших бойцов сдуру потеряли из-за этой спешки. И не воротишь, хоть голову об стенку разбей. Обмишулились…
— Так, и кто тут главный?! — Дверь снова открылась, и на пороге появился уже офицер, у которого на синих погонах с одним просветом уместилась россыпь из четырех звездочек. Штабс-капитан нетерпеливо топнул ногой. Делать было нечего, и Константин поднялся с пола, оправил шинель.
— Я командир кавалерийского дивизиона!
— Как зовут?
— Константин Рокоссовский!
— Пойдем, «товарищ», у нашего генерала к вам некоторые вопросы имеются. — Офицер шутливо щелкнул пятками, хотя валенки не сапоги и каблуков иметь не могут по определению.
Рокоссовский только вздохнул — не чаял быть пленным, но куда денешься. Сам он брал многих, видел, как заискивают перед ним офицеры, не все, правда, но добрая половина. Жить-то хочется! А теперь сам белым в лапы угодил, начнут еще ремни резать, света не увидишь. И деваться некуда — попала собака в колесо, так пищи, но беги. Смерти он не боялся, вернее побаивался, как любой нормальный человек. Просто обидно умирать, когда победа так близка. Пусть погибла бригада, но не одни же они преследуют драпающих колчаковцев…