Сейчас же ни у кого боевых заслуг не имелось, да и слишком всех воинов было много, поэтому Рыбья Кровь решил поступить иначе:
— Сначала мы всех пленниц продадим, а потом полученную казну разделим как добычу.
— А кто покупать будет? Мы сами, что ли? — недовольно загудели многие и липовцы, и моричи.
— А вот они. — Дарник указал на пока еще небольшую толпу дикейцев.
За сутки половина жителей покинула город, а половина осталась сидеть за закрытыми ставнями. Увидев, что словене порядком утихомирились, часть из них, одевшись в самую бедную одежду, выползла на улицы. В основном это были родственники захваченных женщин. Едва пленниц вывели на пристань, раздался их громкий плач и стенания.
Князь шепнул слово Корнею, и тот вывел на каменную тумбу самую богато одетую дикейку:
— Десять милиарисиев. Кто больше?..
— Одиннадцать, — произнес один из моричей.
— Двадцать! — крикнули из толпы…
Через несколько минут цена поднялась до ста пятидесяти милиарисиев, и пленницу собрались увести с собой счастливые родители.
— Э, нет! — запротестовали, звеня оружием, моричи. — Нам самим такие бабы нужны! Мы их мечом добыли, они наши по праву!
— Кто ее захватил? — громко вызвал Дарник.
— Ну я, — вперед выступил заградский десятский с пышным чубом.
— Отдать ему все деньги. А теперь верни их родителям и забирай свою красавицу.
И воины, и дикейцы, замерев, ждали, как поступит десятский.
— Да я на это серебро три таких молодки куплю! — Заградец под общий смех сунул мешочек с монетами себе за пазуху.
Дальше все пошло в том же духе. Толпа дикейцев увеличилась в несколько раз. Цены порой переваливали за двести и даже за триста милиарисиев. Несчастные родственники пленниц прямо тут же одалживали у знакомых золотые и серебряные вещицы, чтобы расплатиться.
К князю пробилась старушка с двумя малыми внуками. При виде матери среди пленниц малыши громко зарыдали. Вообще, все ромеи были сильно падки на слезы и жалобы, это Дарник заметил еще в Талесе. Бабушка принялась безостановочно лепетать, что они слишком бедны и им нечем выкупить свою единственную кормилицу.
— Ладно, ладно, берите ее и ступайте. — И Рыбья Кровь еще сам вручил малышам по медной монетке.
— Ты так совсем моих моричей без женщин оставишь, — укорил Кухтай.
— Кто им мешает самим раскошелиться?
— Да кто за рабыню такую непомерную виру платить станет?
— За рабыню она непомерная, а за жену в самый раз. Пускай твои моричи сами думают, без тебя.
Бойкий аукцион нарушил прибежавший от дальних ворот крепости лучник:
— Ромеи из крепости выходят!
Женщин осталась стеречь охранная сотня, остальные бросились бегом в сторону крепости. Дарник с немногими арсами впереди всех на лошадях. Когда достигли Южных ворот, там все было уже кончено. Две ватаги оптиматов с двумя камнеметами на треногах, стоя за укрытием из перевернутых повозок, столов и бревен, с честью отбили вылазку двух сотен конных и пеших ромеев. Перед воротами лежали три десятка убитых стратиотов, а часть убитых и раненых уносили в крепость их уцелевшие товарищи. У липовцев было лишь трое пострадавших.