Царапины и крапинки на стене ячейки, к которой прижималась щекой. Рябь. Анна лежала уже много часов, когда её потянули за плечо, заставляя отвернуться от стенки. Это был Сергей. Она хотела спросить его, как это он влез в её ячейку не сняв обуви, но он спросил раньше, знает ли она, который сейчас час.
– Нет.
– Ты не вышла на работу, – процедил он сквозь зубы. – Ты хоть представляешь, что теперь будет? Тебя просто смоют теперь и не заметят. Я только сейчас смог вырваться, полдня прошло. Дура! Что это? – Он указал на пятно и сморщил губы.
– Я плохо себя чувствую. Это кровь.
– Так иди в медчасть! У тебя женские проблемы, что ли?
– Проблемы? Нет, никаких проблем.
Снова отвернулась к стене. Сергей сбил все расчёты.
– Я тебя не понимаю.
– Я хочу спать. Уйди.
– Какое спать, два часа дня!
– Два?.. Не осталось ничего. Я не беременна.
– Но мы же нормально предохранялись. Тогда, во второй раз только… Но сама видишь, всё обошлось. Ладно, хочешь я за тебя в медчасть схожу, возьму что надо? Меня там знают.
– При чём здесь ты? Тебе вообще нужно уйти. Ты ничего не понимаешь.
– Так ты своё заманчивое предложение делала не только мне? Ну-ну… Ладно, Ань, не до шуток. Давай уже!
– Всё было так хорошо… Я привыкла здесь.
– Стоп, Аня. Я не понимаю, о чём ты говоришь. Послушай, что ты сейчас сделаешь: оденешься, пойдёшь в медчасть, тебе выдадут, что надо. Постель поменяешь вечером, максимум, что они… Может, обойдётся. Без ужина разик перетерпишь. А сама – на работу. Раз-раз… Быстро!
– Не-ет. Ты уйди сейчас, я не могу тебя видеть. Не хочу видеть. А потом я приду. Потом…
– Я же вижу, без меня ты никуда не пойдёшь.
– Не пойду. Мне нужно полежать… поплакать…
– Поплакать тебе совсем не нужно.
– Нужно, он говорил – когда привыкну.
– Давай для начала ты оденешься… Если ты так хочешь ребёнка. Хотя я не представляю, что с ним здесь делать…
– Хорошо… Только ты иди, а я ещё побуду. Я всё равно на работу не вышла, так что пара часов ничего не изменит.
– Изменит, ничего ты не понимаешь. Изменит!
– Слушай, уйди пока, а? Уйди – и всё.
Он хотел сказать ещё что-то, но передумал, пробормотал под нос «охуела совсем» и, махнув рукой, встал на лестницу. Анна сразу же заплакала. Слышно было, что он спешит уйти. Сначала она плакала фальшиво – сама не зная, зачем. То ли затем, что отношения с Сергеем теперь трудно будет наладить. То ли из-за работы. Но когда потекли слёзы, её понесло, как капризного ребёнка. По-настоящему. Плакала, полностью теряя окружающий мир. Слухом не воспринимая ничего, кроме своих хриплых стонов, вытья. В раздражённых глазах растекались крапинки стены, и растворялись, и уплывали вместе с ней самой. Грызла и слюнявила край подушки, боялась замолкать – было ощущение, что, как только кончится истерика, вернётся отчаяние. Заглатывала слёзы и слюну. Дальше… Лёгкие хватали воздух, выпускали навзрыд, она повторяла, что у неё не будет ребёнка, значит, не осталось ничего, накручивая и накручивая себя, падая в болезненные провалы, пока это не перестало быть необходимым, пока она не оказалась в абсолютной тишине, перестав слышать себя, видеть стену, кусать подушку. Она продолжала рыдать, но это её уже не касалось.