– Тебя ждут уже полчаса!
Старомодная парикмахерская. Женщина в халате с ножницами. Анна расслабилась в кресле и слишком поздно поняла, что с ней делают, – голову обривали наголо. Она хотела сказать: «Вы рехнулись, что ли?» – но было поздно, волосы посыпались вниз. Взвизгнула под ухом машинка, обнажая кожу головы. Всё равно не решилась бы сказать…
– Ещё лучше потом расти будут, – комментировала из угла Света, – Марину Цветаеву помнишь? Всё, теперь в душ… Да, принадлежности получить.
Душевая оказался большой, на пятьдесят кранов, но сейчас только Анна находилась в ней – Света ждала снаружи. Разделась медленно. Сняла свои весенние, автобусные брюки и блузку. До дыр истёртые, все в пятнах. Вряд ли они ещё годились для праздника. Как непривычно легко шее. Рука тянется убрать волосы со лба – и нечего. Посмотрелась в тусклые зеркала. Восхитительно-тифозная голова, белая-белая… Над правым виском торчит волосок – недостригли. Большой обиженный рот, съёжившиеся соски, такой волосатый по сравнению с головой лобок и щуплые ноги. Недощипанная курица, растаявшая после глубокой заморозки. Включила душ, хлынула вода. Открыла мыльницу. Заметила, что раздевалась, не выпуская из рук полученную под роспись зубную щётку. А паста где?
Света уже сердилась, когда она вышла:
– Ну ты и моешься, так и воды не напасёшься, и без еды останешься.
– Мне совсем не хочется есть. Я на самом деле должна забрать ещё кое-какие вещи из машины, я ничего не взяла.
– Успеешь. Идём за мной.
В столовой было душно, но довольно холодно. Света показала Анне её место за длинным столом. Сновали официантки, было чисто. Перед ней поставили тарелку с супом. Унесли. Тарелку картошки с сосиской. Унесли. Она сидела прямо, руки на коленях, смотрела перед собой. Её контузило шумом голосов, лязгом вилок и ложек, количеством питающихся – после стольких недель тишины и шёпота.
За обедом последовала длинная беседа с регистратором – привлекательным молодым человеком. Унизительные вопросы. Нет, не вопросы унижали, но ответы, которые приходилось давать. Какое у неё образование, где она работала, что умеет помимо, какие хобби, была ли замужем. После каждого ответа регистратор поджимал губы и отворачивался к монитору: что-то выискивал. Наконец он поздравил Анну с приездом и на три месяца определил гладильщицей.
– Работа несложная, приступать можешь прямо сейчас.
Света уже растворилась в людском рое, регистратор сам отвёл Анну в комнату 713, гладильную. «Зачем спрашивают про старую жизнь, разве здесь как раз не от того прячутся, что всё в старой жизни не так?» – злилась на ходу. Пять женщин стояли возле гладильных… скорее столов, чем досок, утюжили уже намозолившую глаза униформу. Она была шестой. Запах, ударивший в нос, заставил вздрогнуть: перед глазами встала прачечная, куда пятнадцать лет назад мама еженедельно сдавала бельё. Стиральный порошок и горячая чистая ткань.