— Но ты жив! Почему о крови говоришь? — удивился Кешка.
— Жив! Душа жива! Ее убить не могут. А кровь — на тебе. Ты — виноват…
— Прости меня! — понял Кешка все разом.
— Живи. Как я сказал тебе. И помни — за все ответишь еще при жизни.
Кешка проснулся. Лоб в поту. А тело от холода судорогой сводит. Огляделся вокруг. Белое, прозрачное облако поднялось с черной борозды и, поплыв вверх, растаяло в небе.
Нет, оно не привиделось, не показалось, не померещилось. Хотя сколько раз клочья тумана висели над полями. Он не боялся, вел трактор сквозь них. А тут… На небе ни облака. А это — откуда взялось?
«Да примерещилось от усталости. С чего ж еще? Откуда здесь взяться Ананьеву? О нем уже и в деревне молчат. Чертовщина какая-то, надо домой, выспаться…»
Кешка закончил вспашку поля. И, развернув трактор, спешно повел его в колхоз.
Он никому ничего не рассказал о своем сне. Но никак не мог забыть его.
Кешка вздрагивал, проходя мимо дома Ананьева, где все еще ждали Виктора. Надеялись, что минет беда и вернется хозяин в свой дом. Знакомо скрипнет под ногами крыльцо, узнав человека. Но нет… Он никогда не придет. Он не вернется больше. Не скажет привычное:
— А вот и я!
Светлым облаком, седой печалью останется в памяти.
И даже могилу его никогда не увидит семья.
Она останется неизвестной, как и день, и причина смерти.
Кешка получил свою премию из рук председателя колхоза под удивленное молчание собравшихся. Да и было чему изумиться. Полудурку отвалили втрое больше, чем бригадиру. Такого еще не случалось никогда.
Кешка расценил это молчание по-своему:
«Завидуют. Не иначе! Вот рты раззявили. Дурьи дети!
Небось теперь дойдет до вас, как я умею работать! Не то все Ананьева слушали! У него из дураков никто не вылез. А сам — умник, где теперь?»
— Поздравляем передового тракториста колхоза! — встал председатель и захлопал в ладоши. Зал нещедро поддержал его.
Полудурок криво усмехнулся. Он и не ожидал иного. Не сразу поймут селяне, почему так резко изменился человек.
А на следующий день Кешке предложили вступить в партию. Полудурок тут же написал заявление. И в конце поклялся быть верным сыном своего Отечества.
Кешка, казалось, и пальцем не шевелил. А жизнь его пошла, побежала вприскочку. Его без предварительных обещаний и разговоров назначили среди лета заведующим мехпарка. А ближе к осени, когда Кешка не успел освоиться с должностью, его назначили механиком колхоза.
Полудурок целый день не верил в услышанное. Ведь образования нет. Опыта не хватает. Да и трактористы не признают, не будут слушаться. Смеяться начнут над ним. Но председатель успокоил, поделившись на ухо: