Димка тоже пахал вместе с отцом семейный надел, каким одарила революция. Тощая кляча едва тянула соху. Из ее глаз часто текли слезы. Может, от вида отощалой земли, расхотевшей родить, а может, Димку жалела старая.
В семье Шиловых, как говорили, было много детей. По от нужды и голода ушли жить в города, едва повзрослей. Там было легче прокормиться. Чуть зацепившись, застряли в них навсегда и даже в гости не наведывались и свои Березняки.
Девять душ забыли отчий дом и никогда не писали, не навещали деревню.
Димка был десятым. Последышем. Едва родив его, умерла мать. Не хватило у нее силенок выкормить, поставить на ноги мальчонку. Так и рос он при отце, со старой бабкой, непонятно почему зажившейся на свете. Как та шпорила сама о себе — смерть о ней забыла с голодухи.
Димка в детстве часто болел. Много раз чудом выживал от простуд, истощений, глистов, малокровия. И, намучившись с ним досыта, умолил, уплакал отец старшую дочь взять к себе младшего брата хоть на время, чтоб не помер он, света не увидев.
Сестра была замужем. Имела своих троих детей. И Димку брать не хотела. Лишний рот — лишние заботы. Но отец заплакал, не выдержав:
— Возьми его, Катерина. Чую, скоро конец мне настанет. Загинет мальчонка один. Сжалься над малым.
И вправду, года не прожил… Схоронили его соседи рядом с бабкой, какую на месяц пережил…
А Димка теперь городским стал чистильщиком обуви. Ему в Смоленске жилось куда как легче, чем в деревне.
Целыми днями, с утра до вечера чистил сапоги, ботинки, туфли. В теплые, солнечные дни клиентов было полно. Работал не разгибаясь. Домой приносил заработок, какой хорошим подспорьем был. Зимой стал сапожному делу учиться. Валенки подшивал, ставил их на войлочную и резиновую подошвы, заплатки ставил, потом туфли научился ремонтировать. Без куска хлеба не оставался. Но работал с темна и до темна.
Пока не стал подрастать, не задумывался ни над чем. Считал, что все идет правильно, иначе и нельзя. Но, когда исполнилось пятнадцать лет, познакомился с ровесниками — ворами.
Те вскоре взяли его на дело. Получилось. Димке отвалили долю. За такие деньги ему в мастерской до конца жизни пришлось бы работать, не разгибаясь. Шилов стал Шилом. И уже не захотел вернуться в сапожную.
Вскоре начал выпивать.
Деревенская смекалка подсказала вовремя. И Димка половину денег, взятых в деле от своей доли, отдал сестре на сохранность. Когда она спросила, где он их взял, ответил коротко:
— Хочешь жить — молчи…
Сестра спрятала деньги на чердаке — в сарае. Потом еще добавила. Золотые серьги, часы, кулоны, браслеты и цепочки хранила в чугунке, какой закапывала в сарае под дровами. Потому-то их и не нашла милиция. Хотя весь дом перевернула на уши, все перетряхнула. На сарай никто не оглянулся, не обратил на него внимания.