Она поднялась на ноги и потянула шнур. Чувствуя, как платье хлестнуло ее по ногам, потому что она слишком резко встала, ждала, когда откроется дверь гостиной.
И отперла дверь на двойной стук.
Вид подноса с двумя чашками и кофейником с кофе, словно копьем пронзил ее грудь. Тяжело вздохнув, она качала головой; и Джейн отодвинула поднос в сторону.
— Пожалуйста, передайте Рубикон, что мне нездоровится, — сказала Роуз, делая все, чтобы голос звучал как обычно.
Когда дверь снова закрылась, она попыталась расистегнуть платье на спине. Но ее пальцы слишком сильно дрожали, чтобы справиться с мелкими пуговицами. От отчаяния, что никак не может снять платье, она рванула что было силы.
Пуговицы посыпались на пол. Она высвободила руки из рукавов и спустила платье вниз. Подняла его и, пройдя в спальню, бросила в пустую корзину. Масса синего шелка прикрыла корзину и вспенилась по бокам.
Оставшись в белье и чулках, Роуз опустилась на колени. Плечи поникли. Зарывшись лицом в ладони, она посильнее прижала их, пытаясь сдержать слезы. Но и это ей не удалось.
— К сожалению, она не может обслужить вас сегодня. Могу ли я предложить…
— Вы сказали, не может… Но почему?
— Именно так. Сегодня Роуз не может быть с вами, — ответила мадам.
Ее руки лежали на столе, плечи распрямились. Слова Рубикон звучали так холодно и так сдержанно, в то время как шок и стыд бурлили в нем, смешиваясь с разочарованием.
— И все же почему?
— Уже поздно, сэр. Красивые женщины не должны пребывать в одиночестве. Разве вам не приходило в голову, что другие джентльмены не допустят, чтобы такая женщина, как она, провела вечер одна?
Так она занята с другим мужчиной? В этот момент? Горячее и мгновенное чувство ревности поднялось из глубин его души и схватило за горло смертельной хваткой. Странно, подобные эмоции ему совершенно не свойственны. Ревновать к другому мужчине. Ночи Роуз принадлежали разным мужчинам, тем, кто делил с ней постель. Джеймс прекрасно знал это. И он еще пустился в дискуссию с мадам! Казалось, логика на время изменила ему. Ему претила мысль, что к телу Роуз прикасаются руки другого мужчины. Другой целует эти пухлые розовые губы. И другой берет от нее то, что она дала ему прошлой ночью. И он не мог игнорировать отвратительный привкус предательства, просачивающегося в него вместе с ревностью.
Может быть, это и глупо — рассматривать ее поведение как предательство, но он не знал, как назвать это по-другому.
Роуз проститутка. И ему не следовало забывать, что, проводя время с ним, она просто выполняла свою работу. Если бы Джеймс спросил себя, чувствовал ли он что-то всякий раз, когда Амелия заводила нового любовника, то мог сказать, что не чувствовал ничего. Ни одного проблеска отвратительной чудовищной кричащей ярости, распаляющей кровь и требующей оторвать мужчину от Роуз и избить за то, что тот посмел прикоснуться к ней.