Серафимовна разволновалась. Ведь это то же, что телефоны проституток в той же газете! А вдруг… вдруг… у Ивана Ильича редкие ордена. Где они? Не пропали? Поглядела фамилию автора статейки, чего обыкновенно по своему простодушию не делала. Он, Сеня Басов. Он сам приходил по наводке Софьи Марковны к Ивану Ильичу.
И Серафимовна решила поглядеть ордена Ивана Ильича.
Его комната была чистой и пустой, как у бедной девственницы (острил Николай Иваныч); при условии, правда, что таковая сумела каким-то образом разжиться дорогим тренажером и набором гирь, которых девственница без помощи «спонсора» (который, возможно, лишил ее девственности — его же юмор) доставить к себе не могла.
Серафимовна полезла в письменный стол, где в коробке из-под английских бисквитов с портретом дамы легкомысленно хранились среди сверл, пуговиц, вышедших из строя часов с гравировкой на крышках ордена и медали.
«Чертова уйма! Как до сих пор не ограбили? — подумала Серафимовна, чрезвычайно заинтересованная ставшими предметом „бизнеса“ предметами. Разложила их по ценам. — Вот, кстати, и английские. Он вроде бы спасал на летающей лодке английских моряков с потопленного транспорта. От англичан, наверное, и бисквиты в этой большой и хорошей коробке. Нет, его не убьют, подумала Серафимовна, вспомнив нечеловеческие мускулы свекра. — А драться с ним — себе дороже. Он, если верить Николаю, никогда в жизни не дрался, никого не ударил. Оно и понятно: ударит — убьет. Интересно, сколько можно выручить за ордена?»
И Серафимовна, достав листок бумаги, принялась за расчеты, исходя из цен, предоставленных «Комсомольцем».
И прежде чем подвести итог, ее вдруг что-то кольнуло: ведь за каждым очень красиво обработанном кусочком металла стояли слезы, кровь, смерть, события, о которых, возможно, написано в энциклопедиях.
И все это плата за то, что его самого могли убить. Та же рулетка.
Серафимовна вытащила фотографии, хранящиеся в портфеле, изготовленном, наверное, во времена, когда человечество еще не придумало кожзаменителей.
Иван Ильич — на это невозможно было не обратить внимания — вышел, что называется, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Рядом с отцом, матерью, братьями и сестрами он выглядел как представитель иной человеческой породы. С младых ногтей он оказывался в роли спасителя: то спасал английских моряков, то экипаж затопленного транспорта «Марина Раскова», то рыбаков, то «кроткую Марию», которая не нуждалась в том, чтобы ее спасали, то Борис Борисыча — от голодной смерти…
Илья Ильич — отец — к будущему спасителю обращался не иначе как «байстрюк» и частенько поколачивал его без особых провинностей, а единственно из оскорбленного самолюбия. Оказывать отцу сопротивление было не в традициях времени, когда еще соблюдалась заповедь: чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет.