Стюард (из бывших штангистов) тем временем отцеплял швартовочные троса, а добровольцы выносили через раскрытый задний люк сходни, по которым следовало выкатывать тележку. Иван Ильич пожал руки КВСа и механика, одновременно прислушиваясь к ходу разгрузки.
— Как узлы навески шасси? — спросил он. — Сильно повреждены?
Механик с готовностью протянул заранее приготовленные фотографии и с видом объективности бросил:
— Глядите сами.
Иван Ильич разложил фотографии веером, как карты, и задумался, словно игрок, не получивший ни одного козыря.
— Не очень… — проговорил он себе под нос. — Надо глядеть на месте.
— Хреновато, — с готовностью подхватил механик, в душе не желая, чтобы самолет был подготовлен к перелету: в этом случае он окажется поставленным перед необходимостью идти на целый ряд нарушений. Во имя чего? Он имел полное право отказаться лететь на более чем сомнительной машине, однако в своей среде такой непоступок будет истолкован как трусость.
Если же перегон состоится, все нарушения, в том числе и грубейшие, будут списаны с молчаливого одобрения начальства. Однако идти на риск ради КВСа у него не было никакого желания. Он решил не суетиться: пусть начальство думает — оно умнее. Он, правда, не понимал, кто здесь начальство. Скромный, молчаливый Махоткин, осматривающий торосы? Да, он бывший герой, но теперь он никто. Или этот старый баламут Крестинин, которому нужна победа любой ценой — ни на что другое он не согласен?
«Тоже, впрочем, герой, черт бы его побрал! — подумал механик. — А я- не герой: у меня семья и маленькие дети. Кто их будет поднимать? Герои? Государство? Глава Голден Эрроу, хрен поймешь, как разбогатевший? Да к нему дальше охраны не пройдешь».
Тележка показалась из грузового люка, ее облепили со всех сторон, не давая скатиться под собственным весом. Чего-чего, а народ здесь, независимо от профессии и должности, прошел школу такелажников, и за качество их работ и за сохранность груза волноваться не следовало. Иван Ильич и не волновался.
— Не отвалится ли нога? — спросил механик, что называется, на голубом глазу и ткнул пальцем в фотографию, стараясь ввести вирус неуверенности в душу железобетонного старика, на которого хитрозадые командир и инженер отряда свалили ответственность за технику и жизни людей. А ведь он всего-навсего частное лицо, которому, возможно, не успели оформить замещение.
«И в случае чего, не оформят: умоют руки и будут молотить под дурачков, которые ничего не знали», — подумал механик.
— Если замок выпущенного положения закроется, то… — рассуждал вслух Иван Ильич.