— Не пойму, чего людям неймется, — говорила, захлебываясь от возмущения, Серафимовна. — А наколку ему, этому гаду, дала Сонька, чтоб она провалилась!
Борис Борисыч читал статью Сени Басова и сердито крякал. Серафимовна продолжала:
— Знаешь, ее путают с Леной Боннэр… Ее муж придумал водородную бомбу. Очень, говорят, влиятельная старуха: перед ней сам Чубайс хвостом бьет. А люди на улице ее кроют на чем свет стоит за развал Советского Союза.
— Сонька развалила, что ли?
— Нет, изобретатель! Он писал воззвания. Но писал-то не он, а Лена Боннэр — он ведь, как все изобретатели, был с огромным приветом.
— Погоди, ты мне голову окончательно запутала. При чем тут Боннэр?
— Если она капнет американцам, те враз скинут кого угодно: хоть премьера, хоть президента.
— А Сонька?
— Сонька тоже влиятельная. Неприятная бабка: приходит в чужой дом, как в свой: ест, пьет в три горла, воняет папиросами, а потом в этом же доме гадит. Распускает слухи, головы морочит, сталкивает лбами, и, что характерно, безнаказано. Всегда во все вносит путаницу. Что ни сделает, все сходит с рук. А попробуй тронь — такой визг поднимется! Если б ты знал, какой она базар может поднять. Будет вопить, что свободу зажимают. А какая свобода?
— За базар надо отвечать, — резонно заметил Борис Борисыч. — Фильтруй базар — за каждое лишнее слово… — Он тихо засвистел.
— Она Кольке капнула, что Иван Ильич живет со мной, ты понял?
— За это надо ответить…
— Чтоб поссорить отца с сыном. И сын отправил батьку на Север. И теперь батька на льдине. Иногда мне хочется Соньке так дать по башке, чтоб по самую… раскололась.
— Это понимаю, — кивнул Борис Борисыч. — Делают гадости на голубом глазу, а в случае чего, косят под психа.
— Закатывает истерику или показывает презрение.
— И все у них в ажуре, на кривых оглоблях к таким не подъедешь. Знаю таких. Воруют, гадят, а все чисто. И все знают, что негодяи, а они и сами не скрывают этого.
Борис Борисычу, казалось, доставляло удовольствие говорить с Серафимовной — неважно о чем.
— Она как в крепости. Ее тронуть — себе дороже будет.
— Может, ее… того? — Борис Борисыч засвистел. — Воздух свежее будет.