— Понятно, — сказал Нэш, глядя на мальчика и думая о том, как бы прожить этот день. — За добро нужно платить добром, так ведь?
Это было невыносимо. Едва выйдя в поле, Нэш понял, что дня ему не продержаться, и, если он не придумает, как себя остановить, мальчик не доживет до вечера. Он положил на тележку камень, взялся за второй и, разжав пальцы, услышал глухой стук о землю.
— Что-то мне нездоровится, — сказал он Мерксу. — Что-то не по себе.
— Грипп кругом, может, и подхватил, — сказал Меркс.
— Ага, наверное. Видимо, у меня грипп.
— Ты слишком много работаешь, Нэш, вот в чем дело. Ты вымотался.
— Пойду прилягу на час-другой. Может, после обеда оклемаюсь.
— Даже не думай. Лежи весь день. Какой смысл так стараться? Никакого смысла. Отлежись, восстанавливай силы.
— Ладно. Приму аспирина и залягу в постель. День терять, конечно, не хочется. Но ничего не поделаешь.
— Про деньги не думай. Десять часов я тебе припишу. Будем считать это бонусом за присмотр за ребенком.
— Нет нужды.
— Конечно, нужды нет, но я все равно это сделаю. Может, оно все и к лучшему. День сегодня слишком холодный для Флойда-младшего. Если бы мы здесь торчали весь день, еще до смерти застудился бы.
— Ага, ты прав.
— Еще бы не прав. В такую погоду ребенок может до смерти застудиться.
Пока Нэш возвращался к фургону вместе с Мерксом и мальчиком, в голове от странных последних слов Меркса стоял гул, а когда он вошел в кухню, то понял, что ему и впрямь плохо. Все тело болело, мышцы ослабли, как при высокой температуре. Это было непостижимо: едва только Меркс произнес слово «грипп», Нэш действительно заболел. Видимо, слишком устал, подумал он, израсходовал силы. Израсходовал настолько, что не в состоянии сопротивляться даже словам.
— Тьфу ты черт, — уже повернувшись, чтобы уйти, вдруг сказал Меркс, хлопнув себя по лбу. — Чуть не забыл тебе сказать.
— Сказать? — удивился Нэш. — Что сказать?
— Про Поцци. Я вчера позвонил в больницу спросить, как он, и сестра сказала, что его там больше нет.
— Нет. В каком смысле?
— Ушел. Ушел насовсем. Встал с постели, оделся и ушел.
— Не вешай мне лапшу на уши, Кельвин. Джек умер. Умер две недели назад.
— Нет, сэр, не умер. Поначалу и впрямь казалось, что плохо дело — что правда, то правда, — но потом он поправился. Наш прохвост оказался крепче, чем мы думали. А теперь уж и совсем оклемался. По крайней мере достаточно, чтобы встать и уйти из больницы. По-моему, тебе нужно про это знать.
— Знать я хочу только правду. Больше мне ничего не нужно.
— Ну так я и говорю правду. Джек Поцци ушел, и больше можешь о нем не думать.