— Ты думаешь, мои чувства нереальны, фальшивы…
— Я думаю, они реальны, просто…
— Просто ты считаешь, что это мимолетная прихоть, каприз. Ты забываешь, Харви, что я тут уже несколько месяцев.
Несколько месяцев надежд, что он захочет увидеть искренность ее чувств, захочет сказать ей о своих чувствах.
— Я не хочу, чтобы тебе было больно, — резко сказал Харви и добавил уже мягче: — Когда-нибудь.
Джейн привстала, уселась перед ним на колени и посмотрела ему в лицо.
— Почему мне должно быть больно?
— Потому что ты можешь приучить себя к мысли, будто эта жизнь и есть то, чего ты хочешь.
— А что в этом плохого?
— Так не может долго продолжаться. Поэтому лучше подойти к этому реалистически и наслаждаться тем, что у нас есть, по крайней мере, до тех пор, пока ты здесь.
Мне не хочется уезжать отсюда, могла бы сказать Джейн, но слова застряли у нее в горле. Харви нежно погладил ее по щеке.
— Давай не будем ничего усложнять, хорошо?
Джейн переменила позу, обняла руками колени и, отвернувшись от него, уставилась на волнистые холмы, подступающие к самому горизонту.
— Как раз это и случилось с Марджори? — тихо спросила Джейн. — Она слишком усложняла твою жизнь?
Харви не ответил, и она повернулась, чтобы взглянуть на него. Выражение его лица было непроницаемым и отрешенным. Он не хотел обсуждать эту тему.
— Так что же произошло с Марджори? — настойчиво повторила Джейн.
— Она не была здесь счастлива, — твердо проговорил Харви.
Она сказала, что не может жить с тем, кто все время держит ее на эмоциональной дистанции, припомнила Джейн слова Лорин.
— Почему?
— Не многие женщины могут долго выдержать уединенную жизнь, как здесь. Извини, но я не хочу обсуждать с тобой Марджори.
— Хелена здесь счастлива, — возразила Джейн, не желая прекращать этот разговор. — И у Маргарет, кстати, нет никаких проблем, хотя она живет еще севернее. Она делает документальные фильмы, летает на самолете и, когда ей захочется, ездит в Мельбурн, в Сидней и в другие так называемые центры цивилизации.
Харви нетерпеливо пожал плечами.
— Они оба, Могги и ее муж, здесь выросли. Они знают этот край. Они принадлежат ему.
Так вот, значит, в чем дело. Мать Харви англичанка. Марджори американка. И, стало быть, она, Джейн, тоже чужестранка.
— Понятно… Иностранцы не могут долго выдержать здешнюю жизнь. Ты это хочешь сказать?
— Это не оскорбление, — устало пояснил Харви, — это реальность.
— Нет, предубеждение. Я могла бы тебя понять, если бы ты рассматривал меня как личность, а не как некую статистическую единицу, принадлежащую к племени иностранцев.