— Придется идти пешком, — говорит Томас. — Оставим машину здесь и вернемся за ней, когда дороги посыплют солью.
— Идти куда? — спрашивает Линда. До ее дома еще несколько миль.
— Мой дом совсем рядом на холме.
Всю неделю газеты писали о том, что это худший январь за сорок четыре года. На пляже мокрый снег полностью облепил одинокий дом, и, когда на следующее утро восходит солнце, он кажется закованным в лед замком. Гавань тоже замерзает, выталкивая захваченные льдом лодки все выше и выше, пока лед не раскалывает их корпуса. Несколько дней подряд отключается электричество, четыре раза отменяют занятия в школе: автобусы не могут проехать. Затем начинается оттепель, и город думает, что худшее позади. Но потом налетает буря, удивляя всех, даже метеорологов, которые предсказывали умеренную температуру.
Томасу и Линде приходится боком подниматься по холму, держась за ветки деревьев. На Линде новые кожаные сапоги по колено, которые она купила на свои чаевые; у них скользкие подошвы и теперь от сапог мало проку. Томас, у которого обувь не такая скользкая, хватает Линду за руку, чтобы она не сползла вниз. Периодически они останавливаются у дерева, чтобы передохнуть и поцеловаться. Снег тает, и вода течет по шее. Над верхней губой Томаса замерзли сопли, и он похож на бомжа в своей вязаной шапке, натянутой на брови и уши.
Это очень плохой месяц для школы и транспорта, но очень хороший для катания на коньках. У себя в подвале Томас раскопал пару детских коньков и периодически приходит за Джеком. Он водит его на болота и учит кататься на коньках. Он придерживает мальчика за руку, когда тот падает на колени, катает его между своими ногами, поддерживая под руки. Мальчик в восторге от своих успехов. Томас делает Джеку маленькую хоккейную клюшку и устраивает игры: Майкл и Джек, с одной стороны, и они с Ричем, семилетним братом Томаса, — с другой. Иногда Линда берет коньки Эйлин и катается рядом с Томасом и мальчишками, но в основном стоит на боковой линии «поля», обхватив себя руками и притопывая ногами в сапогах, чтобы согреться. Она смотрит на Томаса с Джеком и Ричем, как могла бы смотреть жена на своего мужа и любимых сыновей. Гордая и счастливая, с каким-то чувством завершенности, которое невозможно испытать при других обстоятельствах.
Продвижение к дому Томаса тянется сорок пять минут. В нормальную погоду это заняло бы минут пять. У дверей их встречает отец Томаса, его длинное лицо выглядит встревоженным. У Томаса так замерзли губы, что он даже не может представить Линду родителям. Мать Томаса, высокая угловатая женщина с темно-синими глазами пронзает Линду взглядом, приносит им полотенца, помогает раздеться. Когда к Томасу возвращается способность говорить, он представляет Линду, у которой свело покрасневшие руки. Она надеется, что краснота будет воспринята как реакция на холод.