— Хорошо, — соглашается она.
— Как ты думаешь сколько? — спрашивает Томас.
— Не знаю. Трое или четверо?
— Я думал, семь или восемь.
— Томас.
Он нагибается к рулю.
— Можешь провести ногтями по спине? — просит он.
— Так?
— По всей спине.
— Так?
— Да, — он вздыхает. — Это здорово.
— Я чувствую себя такой счастливой, — произносит она. — Такой фантастически счастливой!
— Ты имеешь в виду то, что мы встретились?
— Да.
— Это чудо, черт возьми! — восклицает он.
— Я должен у тебя кое-что спросить, — говорит он, когда они снова едут по прибрежной трассе. И возможно, он едет быстрее, чем раньше, — чуть быстрее, чем надо.
— Ладно, — отвечает она.
— Почему ты позволила этому случиться?
Линда закрывает глаза и думает. Она должна попытаться ответить на этот вопрос.
— Не знаю, — начинает она. — Я всегда была там какой-то чужой… — Она останавливается. — Это не оправдание, понимаешь. Это только объяснение.
— Я понимаю.
— Для тети и для двоюродных братьев и сестер, даже для тех, кто хорошо ко мне относился, я всегда была чужой. Думаю, это можно сравнить с тем, как если бы хозяин хорошо относился к слуге. Но он был другой. Стыдно признаться, но благодаря ему я почувствовала себя особенной. У него всегда были для меня угощения.
Она запнулась, прислушиваясь к своим словам. Это было очень унизительно.
— Наверное, поначалу ему было жаль меня, и он пытался как-то по-своему помочь мне. Он водил меня в кино, брал с собой, когда ездил с поручениями в город.
— Он делал это с Эйлин?
— Раньше я так считала. Но теперь не уверена. — Она думает над его первым вопросом. — Самый честный ответ, который я могу тебе дать: я делала это за внимание. Мне тогда страшно хотелось внимания. Думаю, и сейчас хочется.
— Всем хочется внимания, — соглашается он.
Томас включает приемник громче, что делает очень редко. Он поет, поет плохо и громко, и Линда не может сдержать улыбки. Она откидывается на сиденье, не веря своему счастью. Теперь у нее есть Томас и будущее — годы счастья. Солнце заходит внезапно, сворачивая тени на домах. Температура падает, и она тянется за своим пальто.
— Я люблю тебя, — говорит она, когда они выезжают на крутой поворот.
И это правда. Она знает, что будет любить его всю свою жизнь.
Маленький ребенок, девочка лет пяти или шести, сидит на трехколесном велосипеде посреди дороги. Она смотрит на приближающийся «скайларк», поднимает велосипед и бежит с ним на обочину.
Это мимолетная сцена, образ, слегка даже комический. Выражение удивления на лице девочки, здравое решение нести велосипед, бег вразвалку в стремлении избежать опасности. И если бы Линда с Томасом поехали дальше, они сначала ужаснулись бы этой сцене, а затем посмеялись бы, и от выпитого виски их смех превратился бы в хихиканье.