Роланд оперся о перила спиной и посмотрел, как веселятся его гости.
— А что мы тут делаем, уединившись на веранде, позвольте вас спросить? — задал он вопрос самому себе. Он улыбнулся и отпил своего напитка. Его снисхождение было просто несносным. Это «мы» вывело Томаса из себя.
— На самом деле я думал о Джейн, — произнес Томас.
Арабская мебель в сочетании с европейским антиквариатом выглядела аляповато, и это хотелось исправить, правда, здесь был великолепный секретер, которым уже давно восхищался Томас. Он изучил книги, лежавшие за свинцовым стеклом. Ничего особенного: Диккенс и Харди, Т. Э. Лоуренс и Ричард Бертон. Можно попросить сегодня Роланда дать почитать Бертона. Африканец в белой униформе взял его бокал и спросил с мелодичным кикуйским акцентом, не хочет ли Томас еще «Пиммза». Томас отрицательно покачал головой — лекарство от мигрени в сочетании с алкоголем плохо повлияло на него, ему отчаянно хотелось спать.
В углу Регина разговаривала с мальчиком. Ее волосы были завязаны в узел — она знала, что такой стиль Томасу нравился. Платье без рукавов обнажало руки, загоревшие за долгие часы, проведенные в открытых больницах. Ее шея была влажной от жары — крошечные точки влаги на коже. Когда-то он страстно желал физической близости с женой. Когда они встретились в скобяной лавке в Бостоне (она была в желтой футболке и комбинезоне, искала тяпку, а он стоял в очереди в кассу с плунжером в руке), Томас обратил внимание на ее фарфоровую кожу и потрясающую грудь, вырисовывающуюся под комбинезоном, и ему захотелось привлечь ее внимание. Он пошел за ней к ее машине, изобразив интерес к садоводству, который не продержался даже один вечер. В ту ночь в постели в ее квартире (они барахтались в постели, думал он сейчас) Томас признался, что ничего не смыслит в садоводстве, а она рассмеялась и сказала ему, что видела его насквозь. Однако она польщена, добавила она, и он понял ее слова только через несколько месяцев, когда узнал, как она не любит свое крупное тело. Но тогда было уже слишком поздно. Он задумался над этими словами — слишком поздно. Фатальная конструкция, которую он составил только сейчас. Случайная встреча с Линдой уже перестраивала все его мысли.
Регина наклонилась к мальчику, волосы которого выгорели от постоянных ветров и солнца. Он вышел поздороваться с гостями и выглядел смущенным. Регина умела выманивать улыбку, и, похоже, ей это удалось. Это был милый десятилетний мальчик. Через год Роланд собирался отправить сына в Англию, в школу-интернат. Такое жесткое решение проблемы образования ребенка поражало Томаса; иногда культура Роланда казалась ему такой же чуждой, как и африканская. Регина махнула Томасу рукой, приглашая подойти.