— Наше правительство может держать его в заключении долгие годы. Это несправедливо.
— Да, конечно, несправедливо, — согласился Томас. — Я рад помочь чем только смогу.
— Вы говорили об этом с моим мужем?
— Вчера мы говорили немного о том, что его могут арестовать. Обычно мы разговаривали о литературе. О поэзии. О словах.
Мэри Ндегва подалась на диване вперед.
— Они арестовали демонстрантов в университете. Сейчас вместе с мужем арестовано пятьдесят человек. Почему их арестовали? Я скажу вам, мистер Томас. Чтобы заставить их замолчать. Чтобы не давать им возможности говорить.
Томас потер пальцами лоб.
— Инакомыслие — это и есть слова, — добавила она.
Это какой-то катехизис, подумал он.
— Должен признаться, я не очень разбираюсь в политике, — сказал он.
— Что значит «разбираться в политике»? — резко спросила она. В ее голосе неожиданно словно появились искры, которые до этого отсутствовали. — Способны ли вы увидеть страдания?
— Надеюсь, что да.
— Несправедливость?
— Опять же, надеюсь, да.
— Значит, вы разбираетесь в политике.
Возражать, похоже, было бессмысленно. Для нее он человек, который разбирается в политике и будет делать то, что она пожелает: отправится к официальным лицам в посольстве? Будет писать красноречивые письма? Обратится к прессе?
Мэри Ндегва с трудом встала на ноги.
— Пойдемте со мной, — позвала она.
Он послушно пошел за ней. Они вышли из дома через заднюю дверь. Мать Ндегвы, которую он сегодня еще не видел, сидела на скамейке под баобабом. Подперев руками голову, она раскачивалась из стороны в сторону, что-то тихо напевая или причитая. С ними она не заговорила и, казалось, их даже не заметила.
Они прошли по крутому уступу через манговый сад и кусты, увешанные кофейными зернами. Мэри Ндегва, придерживая юбки, твердо ступала по муррамовой тропинке своими красными туфлями на платформах. Он заметил, что они были недавно начищены. Она остановилась на холмике.
— Мистер Томас, вы слышали о восстании Мау-Мау?
— Да, конечно.
— На этом самом месте был казнен отец Ндегвы, — сказала она. — Британские солдаты выстрелили ему в затылок.
Томас посмотрел на землю и подумал, что когда-то она была пропитана кровью.
— Его заставили выкопать себе могилу, прежде чем застрелить. Его жену и детей привели сюда, чтобы они смотрели. Ндегве было десять лет, когда он это видел.
На кресте была надпись: «Нджугуна Ндегва. Борец за свободу. Муж. Отец. Господь с тобой».
Ндегве, его другу, было всего десять лет, когда он видел, как солдат застрелил его отца. Ровесники. Что в детстве Томаса хотя бы отдаленно напоминало о чем-то подобном?