Утром я, как обычно, был уже в школе. Ланкаста выстроил курсантов и объявил:
— Это ваш преподаватель по рукопашному и ножевому бою. Звать его господин Витор. Он преподаст вам уроки владения ножом — метание ножей, бой на ножах и обучит приёмам боя без оружия. Этим вы будете заниматься до обеда. После обеда — фехтование. Завтра — с утра фехтование, после обеда — с вами занимается Витор. Запоминайте график. Ну, всё — господин Витор, приступайте к занятиям, я покидаю вас.
Ланакаста незаметно мне подмигнул и удалился прочь. Я, опираясь на свою палку, обошёл строй угрюмо молчащих курсантов, осмотрел их, и спросил:
— Вопросы есть? Будем знакомиться?
— А что знакомиться…дожили: нас уборщик учить будет — раздался возмущённый голос из строя — за что только деньги платили! Может научите нас, как метлой махать?
Строй загудел, парни с недовольными лицами закивали головой:
— Правда, Ланкаста спятил — чему мы научимся от хромой развалины!
— За что деньги плачены?! Эта развалина только гадить научит под себя!
— А тебе, Амос, не надо учиться гадить под себя — ты это с детства делаешь!
— Ах ты сучонок — это я-то делаю? — да ты вообще худородный выкидыш, тебя папашка с кухаркой прижил!
В строю возникла потасовка, курсанты образовали полукруг, в котором мутузили другу друга два парня, один высокий, крепкий, похожий на картинного былинного богатыря, с синими глазами и правильными чертами лица, и второй — брюнет, невысокий, но кряжистый, с жёстким скуластым лицом. Они пытались ударить друг друга в лицо, кружились, обменивались ударами, под крики веселящихся товарищей. На «горизонте» появился Ланкаста, который с неодобрением посмотрел на происходящее, потом улыбнулся и пожал плечами — разбирайся, мол — и ушёл к себе. Я посмотрел на творящееся безобразие минуты три, потом взревел диким голосом американского сержанта:
— Стоять всем! Быстро в строй, сукины дети! Распоясались, уроды!
Курсанты от неожиданности прыснули в стороны, образовали строй, и только два «единоборца» пыхтели за их спинами. Я двинулся вперёд, раздвинув палкой строй курсантов, подошёл к одному из них, старающемуся вытряхнуть другого из куртки, путём тряски за шиворот и сильно врезал клюкой по его оттопыренному заду, так, что он взвизгнули схватился за ушибленное место рукой:
— ААА! Сука! Чего творишь, урод! Щас я тебе скулу-то сверну!
Курсант — тот самый высоченный блондин — бросился на меня с кулаками и тут же полетел носом в песок арены. Вскочил, взревел как бык и снова улёгся на пол, притом, я ухватил его за руку и взял на болевой приём: