Колен Лантье (Оливье) - страница 18
— Ты что, заметил меня с колокольни? И следил за мной, когда я пробирался через виноградник?
Своим тягучим произношением он нисколько не походил на англичанина. Колену стало легче на душе. Он улыбнулся незнакомцу, который прислонился к кропильнице в форме раковины.
— Я принял тебя за англичанина и очень рад, что ошибся. Я видел, как ты бежал и лупил людей в красно-синих шапках. Но ведь мы, парижские жители, на стороне прево.
— Уж больно ты горяч! Будь я врагом прево, то стал бы и твоим, а ты для меня — лишним свидетелем.
Незнакомец говорил решительно, но в его голосе не было угрозы.
В церкви зашаркали неровные шаги.
— Это Жоно, церковный сторож, — прошептал Колен. — Не годится, чтобы он застал нас здесь. Ступай за мной, я знаю надёжное местечко.
Он увлёк незнакомца к винтовой лестнице. С площадки второго этажа можно было через дверь в стене попасть на пыльный чердак, расположенный на десять футов выше нефа.
Проковылял церковный сторож Жоно, тощий, одетый в чёрное. Он обошёл часовню, осмотрелся вокруг и, убедившись, что всё спокойно, открыл калитку, чтобы выйти на кладбище. Слышно было, как повернулся ключ в скважине, потом всё стихло.
— Почему же ты меня спрятал? А я думал, ты поднимешь тревогу, кликнешь сторожа, а сам пустишься наутёк.
— Сторожа Жоно? Да ты свалил бы его одним щелчком! Зато у него хорошо подвешен язык. Стоит ему узнать, что ты здесь, и ещё до ночи всем прихожанам церкви Святого Северина станет известно, что в башне засела шайка разбойников.
Незнакомец положил руку на плечо Колена.
— Как тебя зовут, мальчик?
— Колен.
— Итак, Колен, доверие за доверие. Меня зовут Одри, и родом я из Рибекура, что возле Компьена. Для королевского правосудия я разбойник. Но жители Рибекура знают меня лучше, чем король и знатные сеньоры, и считают просто вольной птицей. Вот уже восемь лет, как я и десяток моих смелых товарищей держим в руках леса от Мо до Компьена, и нет ни одной лужайки под дубами, ни одной поросшей мхом пещеры, где бы мы не раскидывали лагерь, ни одного источника, к которому мы не прильнули бы губами. Лес велик. Он принадлежит нам. Раньше сеньоры из Лонгея требовали с нас подати и налоги. Теперь они боятся произносить наши имена. Они не охотятся в лесу без большой вооружённой свиты, и в листве каждого дерева им мерещится спрятавшийся стрелок. Раньше всё они считали своим: и зерно, и плоды, и кур, и свиней. Каждый крестьянин должен был отработать столько-то дней на мельнице и столько-то — в давильне для винограда. Теперь мы грабим монахов и обчищаем карманы у знатных, поджигаем замки и похищаем имущество монастырей. И, как только можем, облегчаем горести бедного люда. Мы ходим, высоко подняв голову, и никто не осмелится нам сказать: «Опусти глаза!» Мы охотимся на своих землях и едим мясо оленей и косуль. Ловим рыбу в своих реках и забрасываем сети в свои пруды. Мы вправе смеяться, когда нам весело, и спать вволю, когда нас сломит усталость. Можем гулять по холмам и долинам, когда нам заблагорассудится.