Эти проникнутые достоинством слова словно пробудили весь лес. Сотни голосов смешались под зелёными сводами, и кусты затрещали так, словно десятки диких кабанов поднялись из своих логовищ. Притаившись на верхушке дерева, Колен прислушивался к этой странной перекличке. Каждый отряд громко объявлял о своём прибытии, и название каждой деревни звучало, как вызов.
— Мы из Серана.
— Из Буазикура.
— Из Руаймона.
— Из Сен-Пьера.
— А мы из Нуантеля и Крамуази.
— А тут из Шали, Морфонтена и Санли.
— А вот и мы, клермонцы из Бовези.
Все эти названия, сливаясь в нестройном хоре, звучали вперебой, теряя свои окончания, искажаясь или совсем пропадая. В майской ночи певучие названия деревень и селений Бовези раздавались одно за другим, словно нанизывались чётки.
Ошеломлённый Колен всё ещё не понимал, что может означать такое многолюдное собрание. Ведь эти крестьяне, пришедшие из разных мест, не могли принадлежать к одному отряду мятежных вилланов, как «волки» Одри.
Небо запылало гигантским костром, окрасив багрянцем кроны деревьев, поляну и затихших людей. Из леса выходили всё новые и новые группы и присоединялись к толпе. Была ли здесь тысяча человек или две, сосчитать было невозможно, но на просторной поляне, казалось, иголке негде было упасть. Лучи восходящего солнца заливали пурпурным светом головы и крепкие плечи, стиснутые, как зёрна в колосе.
Колен устроился поудобнее, чтобы лучше всё рассмотреть. Он вспомнил слова Одри. Бунтарь рассказывал, как вилланы повсюду покидают деревни, бегут в леса и там объединяются. Очевидно, многолюдность сегодняшнего схода подтверждала их готовность дать отпор сеньорам. Но какая скрытая злоба кипела в этих упрямых головах, какие тяжкие обвинения готовы были сорваться с этих крепко сомкнутых уст? От всей этой суровой толпы веяло отчаянной решимостью.
Вдруг все насторожились.
Какой-то человек поднялся на пень и стал лицом к толпе. Его распростёртые оголённые руки напоминали крылья ветряной мельницы. Лихорадочно горящие глаза особенно подчёркивали неестественное спокойствие лица.
— Говори! — закричали со всех сторон.
— Братья, вилланы и батраки, вот мы и встретились на опасном сборе.
В его голосе, далеко разносившемся над толпой, звучала неподдельная искренность. Горькие слова говорили сами за себя.
— Как горсть семян, развеянная ветром, наш призыв достиг разных деревень и был услышан в отдалённых селениях. Даже в самых заброшенных лачугах Бовези узнали о времени и месте нашей встречи.
Он говорил медленно, чтобы его легче было понять. Понурив отягощённые заботами головы, все слушали с одобрением.