— Какого дьявола, у меня ведь не белая горячка, правда? У меня ее ни разу не было.
— У тебя еще хуже. Я поговорила с врачом. Спиртное, сказал он, разрушает твои нервные клетки, оно может тебя убить. Неужели тебе это безразлично?
— Нет, ма.
— Так обещаешь?
Она увидела, как он снова смежил ресницы, услышала его вздох. Трагедия произошла не сегодня, подумала она, а много лет тому назад, когда он в первый раз самостоятельно выпил. И даже не тогда, потому что первая выпивка стала для него не первым, а последним спасением. Нет, к выпивке его должно было подвести все остальное — она и Сэм, друзья-приятели, надежды, увлечения, вот так. И сколько бы она ни ломала голову, ей никогда не установить, когда и с чего это началось, потому что Чарли никогда и ни в чем не отказывали, потому что и Сэм, и она, как могли, поощряли любой его интерес, стоило тому возникнуть. Если бы докопаться до той минуты в прошлом, с какой это могло начаться… Она встала, почувствовав, что ей самой надо выпить.
Бруно для пробы открыл глаза. Сон налегал на него восхитительной тяжестью. Он увидел себя посреди комнаты, словно наблюдал за собой на экране. На нем был его коричневый костюм оттенка ржавчины, а сам он — на островке в Меткафе. У него на глазах он, только помоложе и похудей, метнулся к Мириам и повалил ее на землю, те краткие мгновения, что разделяют «до» и «после». Он понимал, что все его движения тогда были особые, а мысли — особо блестящие и что эти мгновения больше в его жизни не повторятся. Как Гай рассказывал про себя недавно на боте, как он строил «Пальмиру». Бруно был рад, что оба они пережили эти особые мгновения примерно в одно и то же время. Порой он думал, что мог был умереть без сожалений, что может он совершить такого, что сравнилось бы с тем вечером в Меткафе? И существует ли другое деяние, которое не стало бы для него отступлением от достигнутого? Порой, как сейчас, ему казалось, что в часах его энергии слабеет завод и нечто, возможно любопытство, постепенно в нем умирает. Но он не переживал, ибо все равно чувствовал себя очень умным и в самом деле довольным. Лишь вчера ему хотелось совершить кругосветное путешествие. А зачем? Чтобы рассказать, что он его совершил? Кому рассказать? В прошлом месяце он послал письмо Уильяму Бибу, предлагая себя в добровольцы для спуска в новой сверхсовершенной батисфере, которую решили испытывать сначала без экипажа. Зачем? Все это глупость по сравнению с тем вечером в Меткафе. Все его знакомые — дураки по сравнению с Гаем. Глупей всего думать, будто он рвется поглазеть на европейских красавиц! Допустим, его отвратили шлюхи, с которыми путался Начальник, ну и что? Многие считают, что секс явно раздут. Психологи утверждают, что вечной любви не существует. Но про Гая с Анной такого не скажешь. Он готов был поверить, что они будут любить друг друга до конца, вот только не знал почему. Дело не только в том, что Гай так в нее погружен, что не видит других женщин. И не в том, что теперь ему денег хватает. Нет, тут нечто духовное, такое, о чем он, Бруно, пока еще и не задумывался. Порой ему казалось что вот-вот и задумается. Нет, он не ищет ответа для себя лично, у него к этому исключительно научный интерес.