Если он знал, что это совершил Бруно, почему он не сдал его полиции? Какие чувства он испытывал к Бруно помимо ненависти и отвращения? Или он испугался? Ясных ответов на эти вопросы у Гая не было.
Он долго боролся с искушением позвонить Анне, в конце концов не выдержал и сдался в три часа ночи. Лежа в темноте на койке, он очень спокойно поговорил с ней о будничных вещах и один раз даже рассмеялся. Анна и та не заметила ничего необычного, подумал он, опуская трубку. Он чувствовал себя непонятно в чем ущемленным и слегка встревоженным.
Мать писала, что мужчина, который звонил ему, когда он был в Мексике, и назвался Филом, звонил опять и спрашивал, как с ним связаться. Она опасалась, что это как-то связано с Мириам, и раздумывала, не сообщить ли в полицию.
Отвечая матери, Гай написал: «Я выяснил, кто этот настырный телефонист. Это Фил Джонсон, один парень, с которым я встречался в Чикаго».
— Чарли, что это за вырезки?
— Об одном моем знакомом, ма! — крикнул Бруно из ванной. Он пустил воду сильнее, склонился над раковиной и сосредоточенно уставился на блестящую никелированную затычку. Постояв так с минуту, он извлек бутылку виски, которую прятал под полотенцами в корзине для белья. Стакан разбавленного виски в руке немного унял дрожь; Бруно несколько секунд разглядывал серебряный кант на рукаве своего нового смокинга. Этот смокинг так ему нравился, что он не расставался с ним даже в ванной. В зеркале закругленные лацканы смокинга служили рамкой для портрета праздного молодого человека, склонного к безрассудным таинственным приключениям, наделенного чувством юмора и глубиной натуры, властного и утонченного (полюбуйтесь, как изящно он держит стакан между большим и указательным пальцами, словно в великолепном тосте), — молодого человека с двойной жизнью. Он выпил за собственное здоровье.
— Чарли?
— Сейчас, мамик!
Он обвел ванную диким взглядом. Окон не было. Последнее время такое случалось с ним раза два в неделю. Через полчаса после того, как он вставал ото сна, у него возникало ощущение, будто кто-то его душит, упираясь коленями в грудь. Он закрыл глаза и натужно задышал — вдох, выдох — так часто, как позволяли легкие. Наконец виски подействовало. Оно угомонило раздерганные нервы, словно провело рукой по всему телу. Он выпрямился и открыл дверь.
— Бреюсь, — объяснил он.
Его мать в теннисных шортах и майке склонилась над развороченной постелью, по которой были раскиданы вырезки.
— Кто она, эта убитая женщина?
— Жена одного парня, с которым я познакомился в поезде из Нью-Йорка, Гая Хайнса, — улыбнулся Бруно. Ему нравилось произносить имя Гая. — Правда, любопытно? Убийцу до сих пор не нашли.