– Ладно, я пошёл. Вернусь и разделаю тушку. Такие шашлыки приготовлю – пальчики оближешь.
– Иди. Только карабин мне отставь. И пару запасных обойм к нему. На всякий случай.
– А ты умеешь им пользоваться?
– Считай, уже научилась.
– Типа – не тупее тупых?
– Не тупее. Блин горелый…
– Сперва соберу шмотки, заказанные Вандой, – войдя в здание метеостанции, решил Лёха. – Соберу, упакую и вытащу на улицу. Мол, все дела нужно делать, соблюдая стройный и разумный порядок. Мол, так заведено у благородных людей. Браунинг (местной конструкции), прихвачу из оружейной кладовой. Может, и парочку… Кстати, а несущие конструкции здания слегка потрескивают. Как бы, однако, не ровен час, не завалилось… Тьфу-тьфу-тьфу! Стук-стук-стук!
На сборы у него ушёл добрый час, по завершению которого он вытащил на низенькое крылечко два плотно-набитых рюкзака. А рядом с ними пристроил раскладной столик и два раскладных стульчика.
– Парит, мать его жаркую, – глядя на безоблачное небо, пробормотал Лёха. – А, что это за две чёрные точки, парящие в вышине? Давешние грифы? Не знаю… Какие-то контуры непривычные. Ребристые, блин горелый… Ладно, разберёмся. Чай, не впервой…
Он вернулся в столовую-кухню метеостанции. Вернулся и, присев на диванчик, огляделся. В нижнем углу монитора видеосвязи горели две светло-жёлтые чёрточки.
– Смотри-ка ты, про нас не забыли, – устало прошептал Лёха. – Какой же трудный день. Какой – навязчивый. Всё длится и длится, никак не желая заканчиваться…
Поднявшись – без всякого желания – на ноги, он медленно подошёл к пульту управления и небрежно пробежался подушечками пальцев по нужным кнопкам.
Недовольно загудев и заполошно помигав серым и зелёным, экран загорелся приятным голубым светом. Ещё через несколько секунд на мониторе появилась лысая физиономия отца Джона.
– Привет, отрок! – широко и дружелюбно улыбаясь, показушно бодро поздоровался епископ. – Жив, курилка?
– Жив. И вам, отче, здравствовать.
– Молчишь, отрок? – после полуминутной паузы криво усмехнулся отец Джон. – Навязчивыми вопросами меня не засыпаешь. Не заваливаешь… Что же так? Почему? Гордыня обуяла?
– Пехоте гордыня не ведома, – почти не кривя душой, ответил Лёха. – Не наш, так сказать, профиль… К чему она, гордыня, мать её, сдалась? Тушёнкой, хлебом и водкой не обеспечит. Раны не перевяжет. В резерв – с передовой – не переведёт… Так что, ваши подозрения, мон шер, ей-ей, беспочвенны. Типа – штатским гадом буду… Опять же, и марку – перед непосредственным начальством – всегда надо держать. Мол, ничем не пронять. А круче нас – только яйца страуса, сваренные вкрутую. Или, к примеру, слоновьи.