– Альберту, несомненно, идёт гражданская одёжка, – отметил Лёха. – Смотрится истинным аристократом высокого полёта. Только длинной шпаги в ножнах – на левом боку – не хватает.
Пожилой господин несуетливо и вальяжно уселся за письменный антикварный стол, размещённый по другую сторону от камина, и небрежно пробежался – длинными пальцами правой руки, украшенными многочисленными перстнями с самоцветами – по кнопкам пульта управления.
Через несколько секунд раздались громкие женские восклицания:
– Ванда, подружка закадычная!
– Мэри, рыжая чертовка! Я так рада!
– А, уж, как я рада!
– А я ещё больше!
– Нет, я!
– Ура!
– Ура! Ура! Ура!
– Уймитесь, сороки болтливые, – притворно-строгим голосом попросил епископ. – Успеете ещё, благородные дамочки, наговориться вволю… Приветствую вас, отрок и отроковица.
– Доброго вам здравия, отче! – откликнулась Ванда.
– Здравствуйте! – коротко кивнул головой Лёха и, чуть заметно усмехнувшись, добавил: – А вам, Святой отец, очень идёт цивильный костюмчик. Аристократичный такой весь из себя, уважение и трепет внушающий. Вы, часом, не из баронов будете?
– Язва, ты, отрок, каких ещё поикать, – по-доброму улыбнулся Альберт. – И с моей родословной ты почти угадал. Только происхождение моё не баронское, а, наоборот, герцогское.
– О, Ваша милость! Мессир! Наше искреннее восхищение, воистину, не знает границ…
– Прекращай ёрничать, мальчишка белобрысый. Тебе это совершенно не идёт.
– Уже прекратил.
– Он больше не будет, – сердито и неодобрительно поглядывая на мужа, пообещала Ванда. – Простите, отче.
– Ничего страшного, – заверил епископ. – Я и сам – в далёкой и легкомысленной молодости – любил почесать языком… Итак, молодёжь, докладывайте о своих успехах и достижениях. А также о событиях, неприятностях и происшествиях.
Граф и графиня «Петровы де Бюсси», переглянувшись, приступили к повествованию. На этот раз, они говорили слаженно, по очереди, почти не перебивая друг друга. А, вот, о нежданном прилёте самолёта с запасного аэродрома и о кровавых делах, связанных с этим прилётом, они, не сговариваясь, решили благоразумно промолчать.
«Правильно, ребятки! – одобрил мудрый внутренний голос. – Зачем же, без веских на то причин, расстраивать хорошего человека? У высокопоставленных католических деятелей – свои понятия о добре и зле, зачастую не совпадающие с понятиями простых людей…»
Альберт слушал рассказ внешне равнодушно, не выказывая никаких эмоций. Мэри же, слегка раскачиваясь в антикварном кресле-качалке, постоянно отмечалась красочными и сочными междометиями: – «Ой!», «Как же так?», «Не может такого быть!», «Ну, надо же!», «Мамочки мои!», «Елочки сибирские зелёненькие!», ну, и так далее.