— Так что ты там говорила, принесёшь мне из Хогсмида?
Я оторвался от дневника. Да, действительно, я вспомнил, Слизерин ещё неделю обсуждал этот странный случай. В основной своей массе все пришли к выводу, что Блэкстоун сумасшедшая. Стыдно признаться, но я и сам так думал.
В дверь громко постучали, я захлопнул дневник и спрятал его под медвежью шкуру.
«Кого это ещё принесло? — зло подумал я и пошёл открывать.
На пороге дома я обнаружил сконфуженного Кингсли. Он мял в руках шляпу и выглядел устало, словно ни минуты ещё не отдыхал после ареста моей жены. Пристально посмотрев на меня, министр хотел что-то сказать, но я перебил его и гаркнул так, что он зажмурился.
— Кингсли, что тебе нужно? Я не собираюсь возвращаться в Министерство!
Министр бочком протиснулся в образовавшийся между мной и дверью проём и плюхнулся на стул, даже не потрудившись спросить разрешения.
— Я пришёл посмотреть как ты, — его голос звучал неуверенно, видимо он ожидал увидеть в моём доме нечто другое.
Я со всей силы шарахнул дверью и остановился напротив него. Что он себе возомнил? Пришёл утирать мне сопли?
— Посмотрел? — зло зашипел я. — Я тебя больше не задерживаю!
Он вспыхнул и попытался подняться, но потом, видимо, передумал, снова устроился на стуле и уставился в пол.
— Я понимаю твоё состояние, — сказал он спокойно. — Но тебе не стоит вымещать свою боль на мне, Северус.
Я высокомерно оглядел его, мельком бросив взгляд на камин. Прямоугольный выступ на медвежьей шкуре манил к себе. Моя Эни только что была рядом, и пусть это прошлое и там я ещё очень молод, но я почти ощущал её руку в своей. Я почувствовал острую необходимость вернуться к дневнику, но Кингсли, по всей видимости, не собирался уходить.
— О какой боли ты говоришь? — возмущённо крикнул я. — Я был занят, а ты помешал!
Он сузил глаза и пригляделся ко мне, будто не узнавал. Я поскорее придал своему лицу выражение, говорящее о том, что меня вообще мало заботит всё случившееся. Быстрее бы он ушёл, желание ощущать тепло, исходящее от страниц на своих руках было куда сильнее, чем понимание того, что Кинсли может обо мне подумать.
Министр ещё какое-то время изучал меня, потом его лицо стало преображаться: он нахмурился, поджал губы и на его коже кое-где отчётливо проступили красные пятна. Со всего размаху он хлопнул ладонью о столешницу и вскочил со стула, резко отодвинув его с противным скрежещущим звуком.
— Ты — гадкий ублюдок, Снейп! — закричал он, яростно выплёвывая слова. — Я делаю всё, чтобы узнать для тебя, куда подевалась Эни, а ты сидишь здесь совершенно спокойный и говоришь мне, что занят?