Москва дала санкцию, и Яноша Кадара приговорили к пожизненному заключению. Он отсидел три года. После смерти Сталина, в 1954 году, его реабилитировали и вернули на партийную работу. Но на нем лежало клеймо недоверия. Советские представители боялись, что обида за репрессии приведет Кадара в оппозицию. На том же пленуме ЦК в июле 1956 года, когда Ракоши потерял власть, Кадара ввели в состав политбюро и секретариата ЦК Венгерской партии трудящихся. Встревоженный Андропов сообщил в Москву, что это «серьезная уступка правым и демагогическим элементам».
«Даже на общем фоне дипломатических донесений из восточноевропейских столиц, — пишет известный специалист по истории Венгрии Александр Стыкалин, — докладные Андропова иной раз выделялись исключительной жесткостью позиций. Даже самый умеренный реформаторский курс в «подответственной» ему стране будущий генсек считал чреватым ослаблением контроля со стороны Москвы, а потому крайне нежелательным...»
Посол Андропов продолжал считать, что причина всех проблем — нерешительность венгерского политбюро, его беспринципные уступки. Посольство ставило на тех, кого народ не поддерживал.
7 июня в Будапешт приехал секретарь ЦК по международным делам Михаил Андреевич Суслов. Поговорив с руководителями венгерской партии, он разошелся во мнениях с Андроповым относительно Кадара и сообщил в Москву: «После длительной беседы с Кадаром я сомневаюсь, что он отрицательно настроен против СССР. Введение же его в политбюро значительно успокоит часть недовольных, а самого Кадара морально свяжет».
Удивительно, что даже догматик Суслов в ходе венгерских событий оказался не таким твердолобым, как Андропов. Суслов призывал к умеренности, Андропов требовал применить силу. Считается, что именно венгерский опыт пробудил в Андропове страх перед реформами в экономике и либеральными послаблениями в общественной жизни. В реальности Юрий Владимирович всегда был противником реформ.
8 отличие от посольских циников, которые ни во что не верили, венгерская интеллигенция в пятьдесят шестом году пыталась оживить марксизм. Но и коммунисты говорили, что хотят строить не советский, а венгерский социализм. Венгерская интеллигенция искала пути выхода из кризиса. Эти искания вырывались на страницы прессы, вызывая возмущение советских дипломатов. Они глазам своим не верили, читая призывы к свободе слова и требования наказать палачей, хозяйничавших в стране в сталинские времена. Сотрудники посольства и разведчики докладывали о происках реакционно настроенной части интеллигенции и оппортунистических элементов в партии», хотя речь шла об убежденных коммунистах.