Когда Яшка вернулся, старший помощник велел ему поселиться в каюте с поваром, а камбузника переселили в бывшую яшкину каюту. Дядя Миша был теперь для Яшки словно родной.
Яшка хотел было разложить свои вещи, чтобы жить в каюте основательно, попрежнему, но дядя Миша не посоветовал:
— Не надо. Самолет прилетит в любую минуту и обратно полетит сразу.
Что верно, то верно. Яшка забыл: ведь вся эта радость могла продлиться один короткий час или того меньше. Прилетит самолет…
Больше они об этом не говорили. Тяжело было.
Но прошло три дня, а самолет всё не прилетал. И Яшка вытащил кое-какое имущество, разложил, развесил по каюте.
Жизнь на пароходе лишилась тишины и покоя. Днем и ночью громыхали лебедки. На зыби корпус «Большевика» вздрагивал от толчков тяжелых барж с углем. Ветер далеко уносил разноголосые команды бригадиров:
— Вира!
— Майна!
О покое и тишине люди вспоминали теперь, как о чем-то смутно-далеком, чуть ли не сказочном. Неужели было такое время, когда по часам выходили на вахту и минута в минуту сдавали ее, собирались на занятия, смотрели кинофильмы, слушали радио? Пускай даже в шторм, в туман, в пургу, — всё равно жизнь тогда текла размеренно, по строгому распорядку. Сейчас же понятие «часы» утратило свое значение вовсе. Времени не существовало; оно, собственно, проходило своим чередом, но с ним никто не считался. Люди старались обогнать время.
Всё было охвачено и подчинено одному — авралу.
Аврал — старинное морское слово; оно значит: общекорабельная работа, в которой принимают участие все, начиная от капитана и кончая камбузником. Но сейчас это значение и впрямь оказалось старинным. Что за диво — работать всем? Нет, такое не удовлетворяло никого. А вот работать всем да так, чтобы погрузить суда вдвое, строе скорей всех первоначальных расчетов и планов, — это было к лицу советским людям.
Это был аврал не по морской старинке, а новый, настоящий большевистский аврал. Никто никого не подгонял и не уговаривал. Каждый понимал, что в эти дни работать иначе нельзя было. И когда в конце смены на доске появлялось: «такая-то бригада выполнила дневное задание на 300 %», тогда к людям возвращался покой, но и то лишь на несколько коротких секунд. А потом снова являлось беспокойство: как-то другие смены? Сколько погрузят они?
Лебедки громыхали, и гулко на весь рейд свистели буксиры, подтаскивая к пароходам новые баржи, насыпанные жирным лоснящимся углем.
Грузили сразу во все четыре трюма. В самый разгар погрузки пришла неприятная радиограмма. Суда ледовой разведки сообщали: северо-западные ветры забили Карское море трудными льдами.